Третий глоток. Анна слизнула желтоватое пламя и, величественно бросив на пол чашу, оглядела собрание.
В этот момент служанка отправила ещё щепотку ароматного порошка в огонь, и все увидели в образовавшемся облаке тени. Целый театр теней. Дети жарили что-то у костра, две девочки с распущенными волосами и длинными плетёными кушаками танцевали под весёлую мелодию флейт и барабана, юные стражники с копьями молча наблюдали за представлением...
* * *
— Ты, что ли, святой Николай? — коренастый подросток с тёмными длинными завязанными в хвост волосами восседал посреди белого шатра с видом хозяина. Впрочем, он им и являлся.
— Моё имя Николаус, я веду этот крестовый поход и никогда не называл себя святым, — сдержанно сообщил, как обычно облачённый во всё белое Николаус.
На стене шатра танцевали тени детей-крестоносцев, не подозревающих о том, что в белый шатёр проникли чужаки.
— Кто ты такой, Николаус? — Пришлый неторопливо жевал поданное ему мясо, запивая трапезу добрым вином из личной кружки Николауса.
— Я уже сказал тебе. — Предводитель похода явно терял терпение.
Но что он мог сделать? В шатре кроме него был только связанный, названный Павлом оруженосец Фридриха — этот наглый всезнайка Вольфганг Франц, и целая компания вооружённых чужаков. Его же личная стража, апостолы и сопровождающие поход монахи убиты, ранены или в лучшем случае связаны. Никто из вышеперечисленных не подавал признаков жизни.
— Мне докладывали, будто бы ты пастушок, которому был знак?
— Так оно и...
— Покажи руки, — пришлый отёр сальные ладони об одежду стоявшего тут же на коленях со связанными руками и ногами Вольфганга Франца и, утерев губы рукавом, подвинулся к Николаусу.
Тот нехотя протянул ему обе ладони. Да и как бы он отказался выполнять приказ, когда с двух сторон ему в бока уткнулись острые охотничьи ножи?
— Ну и что ты мне врёшь? Гляньте-ка, добрые христиане, на эти руки, а теперь сравните с моими. Клянусь святым Марком, ручки моей любимой сестрёнки, пожалуй, менее нежные нежели эти. Ты хочешь сказать, что, живя в деревне, ни разу мотыги в руках не держал? Вилами не работал? И пальчики чистенькие, ногти аккуратно обкусаны, и ни одной мозоли? Кто ты, Николаус?
— Я был пастухом, а не работал в поле! — попытался повысить голос предводитель похода, но один из приставленных ножей тут же скакнул к его горлу.
— Ага, хочешь сказать, что пастушки только и делают, что играют на рожках и спят на зелёных холмах в окружении упитанных тёлочек или нежных овечек. Полагаешь, если я начну расспрашивать тебя о том, как кастрируют ягнят или лечат телят, ты сможешь внятно ответить?
Николаус пристыженно молчал.
— Я наблюдал за тобой неделю, когда мы ходили вокруг вашего лагеря, и ещё три дня, никем ни разу не остановленные, бродили по нему. Вас так много, что невозможно знать всех, а моя свита, как видишь, тоже состоит из наших с тобой ровесников. Так что у нас была возможность разобраться в ситуации. И я заметил — ты вообще не умеешь поднимать тяжести, ты берёшь поклажу пальцами! Это необычно для крестьянского паренька. Что скажешь? Иисус набирал себе компанию из рыбаков и мытарей. Уверен, они знали своё дело, в то время как ты... — он прищурился, доверительно заглядывая в глаза сидящего напротив него и всё ещё не знающего что делать с руками парня. — Тогда я подумал, что ты всю жизнь прожил с родителями в каком-нибудь небольшом замке. Но когда вот этот миляга, — он кивнул в сторону безуспешно пытающегося развязаться Вольфганга, — затеял браконьерствовать и ваши поддержали его, ты не пошёл со всеми на охоту! Мог ли так поступить истинный дворянин? Вряд ли! Даже если бы ты, мой друг, всю жизнь просидел привязанным к юбке своей матушки, твоя кровь должна была бы взыграть при одной мысли о таком приключении. Но ты остался сидеть в шатре, в то время как Павел... Тебя ведь кличут апостолом Павлом?
Вольфганг Франц кивнул.
— Так вот, ты сидел и ждал, пока апостол Павел не накормил детей добытым в лесу оленем. Кстати, за одно только это преступление простолюдинов полагается вешать.
— Я не простолюдин! — вскинулся Франц.
— Верю, верю. У вас в шатре вообще, говорят, ниже графа не селят. — Пришлый кивнул своему новому собеседнику: — Мы придумаем, как казнить тебя по-благородному. Но вернёмся к тебе, Николаус. Кто ты такой, чёрт тебя дери, ты, пастушок — пастырь Божий? Божественная простота или изощрённое коварство? Ты называешь себя простолюдином, но умеешь читать.
— Это ложь. Я неграмотен. — Николаус подбоченился. — Дай мне любой текст, я не сумею разобрать и пары букв.
— Конечно. Выданные вам монахами тексты читают апостолы, что из благородных и, разумеется, учёных. Вот Павел, к примеру, читает и пишет, даже послания кому-то отправляет. В общем, делом занят... Апостолы считывают тексты и разучивают их с детьми, но какую песню петь, выбираешь ты. Я ведь правильно говорю, Хмыла?
— Всё так, ваше сиятельство, — за спиной Николауса возник жилистый парень в кожаной одежде с широким поясом, на котором в ножнах висел охотничий нож. — Николаус сначала осматривал листы, а затем выбирал нужный и отдавал их апостолам.
— Листы помечены определёнными знаками, — вступился за собственную безграмотность Николаус.
— Тайными знаками? Каббала? Сатанинские письмена? А не кажется ли вам, благородные господа, что самое время сжечь еретика?
— Отчего же не сжечь? — криво ухмыльнулся тот, кого назвали Хмыла. — Чай лес ваш, вам и решать!
— Верно, дружок, правильно подмечено: для хорошего дела дров не жаль. Тем более, для богоугодного. Так что же? Сжигать тебя, любитель считывать тайные ведьмовские знаки, еретик? Или ты нам другую песенку споёшь?
— Да, я грамотен. Разве это преступление? — Теперь Николаус смотрел на своего обвинителя с понятным вызовом.
— Хорошо, что ты разумен. А то я уж подустал с дураками-то общаться. Как папенька уехал служить своему королю, так весь лен на мне. Рехнёшься порой со старостами деревень болтать. А тут такая возможность. Так кто ты — Николаус?
Предводитель похода молчал.
— Забавно, а кто тогда ты — святой Павел? Кстати, за «апостола» и «святого» тебя бы тоже на костёр недурно, впрочем, ты ещё и оленей бил в моём лесу... М-да... задачка.
— Тебе достаточно будет узнать, что я происхожу из древнего рыцарского рода?
— He-а, я любопытен.
— Это не моя тайна, — насупился Вольфганг.
— Тогда вы все умрёте. — Пришлый покосился на тени пляшущих детей.
— Там двадцать тысяч, — напомнил Вольфганг.
— Безоружных. Оружие только у тех двоих, что стоят у шатра, но их мы можем подстрелить прямо отсюда — их спины отлично просматриваются. А остальных... Впрочем, дети, скорее всего, просто разбегутся по лесу, и... загадят его ещё больше... М-да... беда с вашим крестовым походом, непорядок!
