Но это было не послание Господа. Дети добровольно с пением и молитвами взошли на палубы проклятых посудин, где их тотчас же заковали в цепи, чтобы продать в рабство на невольничьем рынке! А ты, Вольфганг Франц, продавал их по дороге!
— У нас не было другого выхода. Люди фон Ферингена действительно дали хлеб и проводили до границ лена их господина. Мы постоянно теряли людей, и на рабский корабль я взошёл первым, потому что... — Вольфганг Франц хотел сплюнуть, но постеснялся при хозяине замка, — потому что Николаус пропал неведомо куда, а из апостолов я был старшим. Наверное, стоило махнуть рукой на всё, но Стефан, Пётр и Николаус вызвали своей совместной молитвой корабли, и я просто не мог бросить доверенных мне детей и бежать к своему королю. Пётр и Стефан вели своих людей, а я своих. Я не хотел, чтобы один трус опозорил своим поступком наше святое дело. Я решил, что сам поведу теперь свою колонну. Впервые ни Фридрих, ни Николаус, а я сам!
— На нашем корабле тоже не было Петра, он исчез, — со слезами в голосе произнёс Рудольфио. — Говорили, будто бы его ещё видели во время погрузки. Я встретил его позже и при совершенно неожиданных обстоятельствах... Стефан тоже не взошёл на борт. Они довели своё войско, передав его торговцам живым товаром.
— А ты ещё коришь меня тридцатью...
В этот момент на полу возле упавшего треножника вспыхнули чаши, и тут же зал обратился ночным лесом...
* * *
Белый шатёр стоял на поляне, вокруг догорающего костра сидели стражники — Павел и ещё четыре мальчика. А под каждым кустом, на каждой кочке, расстелив плащи и подложив под головы сумки, спали дети. Их было много, так много, что Вольфганг Франц замучился уже переживать по поводу всего лишь удвоенного караула. Впрочем, тут хоть утраивай, хоть удесятеряй, а к каждому стражника не приставишь.
— Ты куда, Катарина? А ну спать! — тихо окликнул метнувшуюся к кустам тень один из дежуривших мальчишек.
— Мне надо. Я быстренько. — Девочка скрылась в ближайших кустах, но, должно быть, не присела тут же, а ещё прошла немного. Хрустнула ветка, вторая.
Потом до стражей донёсся писк. Подхватив пику, Вольфганг метнулся было в сторону, куда ушла Катарина, в то время, как другой стражник отпрыгнул от костра, пропуская летящий в него камень (и как углядел-то в темноте?). Ещё крик — теперь со стороны, где с вечера садилось солнышко. И ещё один — от ручья. Всплеск воды и возня.
Вольфганг бросился к ручью и успел заметить, как двое некрупных лесных черта, забросив себе на плечи связанных детей, рванули вдоль берега бесшумной рысью. О том, что это черти, Вольфганг догадался по мохнатым спинам, но не испугался, а бросился на выручку.
Черти петляли, в родном лесу и травинка в подмогу, но и Вольфганг не первый день на свете жил. Нагнал последнего, для верности саданув по голым ногам пикой. Дурацкий, конечно, поступок, пика могла запутаться в траве и корнях, а он со всей дури ещё и налетел бы на неё. Но наконечник кольнул ворюгу точно под коленку, и тот с воплем рухнул в заросли малины вместе со своей ношей. Второго Вольфганг упустил. А раненый им выпустил из рук добычу — и кувырк то ли в яму, то ли в нору, поди разбери впотьмах-то.
Спасённая девчушка жила ещё сутки, но так и не пришла в сознание, а «дикие» с неделю подкрадывались к лагерю, воровали детей, ничего не объясняя и не предлагая ни оплаты, ни услуг. Жрали они их, что ли? Об этом не хотелось даже думать.
Одной очень смелой девчушке, которую он тренировал вместе с мальчиками, Вольфганг рассказал сказку о лесном народе, который ищет своего короля и, как только находит подходящего мальчика, сразу же надевает тому на голову корону из оленьих рогов и тот начинает править. Детей, только за первую неделю ходу через лес, недосчитались около сорока, но после того, как маленькие крестоносцы поверили в дурацкую сказку, они, потеряв страх, сами шли навстречу лесным людям — чтобы править. В общем, плохо получилось.
Несколько раз им встречались расчищенные пустоши с деревянными идолами. У истуканов были выпучены глаза, а языки вывалились наружу. Николаус осерчал, приказав спалить «дьявольское место», но Вольфганг уже ожидал худшего и быстро заткнул предводителя, используя такие доводы, как пара своевременных зуботычин. Он убедил простака не злить лесных хозяев.
* * *
Видение закончилось, словно само собой. Толи зачарованное пламя отгорело, то ли благовония закончились, то ли первый солнечный луч пробрался в замок «Грех» через створчатое окно. Все медленно приходили в себя. Анна, Рудольфио и Вольфганг — на полу всё в масле от опрокинутых чаш. Остальные — кто где. Служанки уже подносили господам кружки с холодным вином. Впрочем, это были уже другие служанки, не те, что обслуживали гадание в полночь, должно быть, граф Гансало Манупелло дёрнул за какой-нибудь невидимый шнурок со специальным колокольчиком для вызова слуг.
— Сегодня все могут спать до обеда, — помогая подняться Анне, сообщил его сиятельство. — После обеда займётесь продолжением истории о короле Генрихе и императоре Фридрихе. Ваше высочество...
Анна замотала головой, показывая, что ночная дурь полностью оставила её, и теперь она просто Анна, дочка летописца Бурхарда.
— Хорошо, Анна, Константин — как я понял, вы много раз участвовали в подобных гаданиях и, возможно, могли бы мне объяснить, отчего мы постоянно промахиваемся? Почему мы видим не императора Фридриха, а этот ужасный крестовый поход? Вы, — он повернулся к молча прихлёбывающим своё вино старикам, — допивайте и ложитесь спать, силы ещё понадобятся. Рудольфио, когда отдохнёте, загляните в комнату стражи.
— Человек предполагает, а Бог располагает, — глубокомысленно изрёк Константин. — Отец говорил, что у прошлого столько силы, сколько мы сами отдаём ему. А в данном случае прошлое хочет, чтобы мы видели именно то, что оно нам показывает, и ничего иного.
— Я думаю, — Анна вздохнула и отставила кислое вино, — прошлому безразлично, что открывать перед нами. Оно ведь прошло и уже не повторится. Повлиять на гадание может каждый из его участников. А мы знаем, что господа Вольфганг Франц и Рудольфио из Турина были в этом самом походе, и не просто были, а страдали, теряли друзей, их брали в плен, клеймили... Множество вопросов осталось без ответов. — Девочка с виноватой улыбкой покосилась на внимавшего ей оруженосца. — Вальтер фон дер Фогельвейде был трубадуром Фридриха, а Фридрих, по мере сил, мы теперь знаем, опекал этот поход. Господин Фогельвейде тоже заинтересован услышать об этом деле.
— Что же до нас с Константином... — она замялась. — Бабушка рассказывала, что старший сын её сестры, ещё будучи мальчиком, убежал из дома, дабы примкнуть к Стефану или Петру. Их семья тогда жила в небольшой деревне, под Ривали. Он ушёл из дома и больше не возвращался. Знакомые купцы говорили, будто бы его видели в Марселе. Возможно, вместе со всеми он сел на один из проклятых кораблей. Отец считал, что его двоюродный брат погиб в землях неверных или что его продали в рабство. Но мы всегда молились о здравии нашего дяди Рудольфа, и каждый апрель в день святого Марка, когда по улицам Амальфи шёл «ход чёрных крестов» и все возносили молитвы за воинов, полёгших в Святой земле, и за живых, мучимых в рабстве, мы молились за нашего дядю как за живого.
