Уилл шел не спеша, вслушиваясь в шаги за спиной и вглядывался в стоявшую кругом темень в поисках чего-то, что могло бы сойти за оружие. Сгодилось бы что угодно: надо просто знать, как применить. Он наткнулся ногой на какую-то деревяшку, наклонился и поднял. Это был измочаленный обломок доски; впрочем, довольно прочный.
Одним движением Рейвен выпрямился, разворачиваясь, и замахнулся обломком – и тут в голове что-то взорвалось. Перед глазами все вспыхнуло – и поплыло, будто тело, ставшее вдруг вялым, куда-то падало, увлекаемое весом головы, внезапно оказавшейся неимоверно тяжелой. Он грохнулся на мокрые булыжники так, что кости затрещали, – столь быстро, что даже не успел смягчить падение…
Уилл открыл глаза и попытался сосредоточить взгляд. Ему пришло в голову, что удар, должно быть, лишил его сознания, потому что он явно галлюцинировал. Над ним нависло какое-то чудовище. Великан.
Некое существо футов семи ростом тащило Рейвена волоком с улицы в какой-то темный переулок. Одна только голова у него была в два раза больше, чем у обычного человека, и лоб был каким-то неестественно выпуклым, будто валун, нависший над обрывом. Парализованный болью и шоком, Уилл смотрел, как воздвигшийся над ним великан поднимает ногу и со всей силы пинает его каблуком. Услышал, как его собственный крик отразился от стен домов; внутри взорвалась новая боль. Рефлекторно дернулся, сжавшись в комок, и почувствовал, как его пронзает болью еще один чудовищный удар, нанесенный слоновьей пятой обидчика.
Гаргантюа
[7] пригнулся и сел на него верхом, пришпилив руки к земле своими чудовищными коленями. Все в этом уродливом создании было непропорциональным, нелепым, будто какие-то части просто продолжали расти еще долго после того, как все остальные остановились. Когда оно разинуло рот, стало видно, какие у него широкие прогалы между зубами, точно челюсти были для них слишком велики.
Боль была неописуемая, и ее ухудшало то обстоятельство, что в любой момент кулаки Гаргантюа могли причинить ему еще большие страдания. Никакое количество алкоголя не смогло бы в достаточной мере притупить подобные ощущения, иначе виски в операционных лился бы рекой – куда там заведению Эйткена.
В голове Уилла лихорадочно метались мысли, и, хотя смятение и боль практически не давали ему возможности соображать, ясно было одно: сопротивляться бесполезно. Если этот монстр собирался убить его, то он умрет – прямо здесь, в этом переулке.
Лицо Гаргантюа было гротескной маской, точно у гаргулий
[8], скорчившихся на церковных стенах, и поневоле притягивало взгляд, но Рейвен не мог оторвать глаз от пальцев, толстых, как сосиски. Своими он не мог даже пошевелить, и чудовищные отростки могли сотворить с ним что угодно.
Уилл ощутил облегчение, когда эти пальцы принялись обшаривать его карманы, но ненадолго: он знал, как ничтожна будет их добыча. Гаргантюа положил те несколько жалких монет, что еще оставались у Рейвена, себе на ладонь, когда из темноты наконец вынырнул Хорек, цапнул деньги и присел на корточки рядом с чудовищем.
– Ну что, теперь вы не так остры на язык, а, мистер Рейвен?
Хорек вытащил из кармана нож и продемонстрировал его Уиллу так, чтобы тот мог видеть клинок даже в том скудном свете, который проникал в переулок. Нож был около четырех дюймов
[9] длиной, с тонким лезвием; деревянная рукоятка обмотана какой-то тряпкой, чтобы рука не скользила. Тряпку покрывали темные пятна.
Рейвен молча молился, чтобы конец был быстрым: удар снизу вверх, под ребра. Сердечная сумка сразу заполнится кровью, сердце перестанет биться, и все будет кончено.
– Что ж, теперь вы слушаете меня внимательно, так что мы можем вернуться к обсуждению вопроса о вашем долге мистеру Флинту.
Уилл попытался заговорить, но у него не получалось набрать в грудь достаточно воздуха – мешал вес усевшегося на него чудовища и боль, терзавшая бок. Хорек, похоже, это заметил и жестом приказал уроду приподняться – ровно настолько, чтобы Рейвен мог хотя бы шептать.
– Видите ли, вы, похоже, ввели нас в заблуждение. С тех пор как мы одолжили вам эти средства, нам довелось узнать, что вы сын преуспевающего адвоката из Сент-Эндрюса. Посему мистер Флинт, пересмотрев ваш статус, несколько сдвинул дату расплаты.
Уилл почувствовал, как на него навалилась новая тяжесть, хотя Гаргантюа уже не давил всем своим весом. Это было бремя лжи, обернувшейся против своего создателя – в полном соответствии с законом непредвиденных последствий.
– Мой отец давно умер, – прохрипел он. – Полагаете, стал бы я искать процентщика среди головорезов, если б мог обратиться к нему?
– Это, конечно, вполне вероятно, но у сына адвоката в случае нужды должны быть и другие связи.
– У меня их нет. Но, как я и сказал Флинту, когда брал у него деньги, у меня есть перспективы. Как только начну зарабатывать, я смогу расплатиться, и с процентами.
Хорек наклонился к нему пониже; и изо рта у него воняло хуже, чем из сточной канавы.
– О, проценты будут, не беспокойтесь. Но как вы, такой образованный человек, не возьмете в толк самое главное? Мистера Флинта перспективы не волнуют. Если вы должны ему деньги – вы находите их сейчас.
Хорек прижал острие ножа к щеке Рейвена.
– И, к вашему сведению, мы, головорезы, режем не только головы.
Он медленно повел ножом, глубоко взрезая щеку, при этом неотрывно глядя жертве прямо в глаза.
– А этот пустячок напомнит вам о ваших новых приоритетах, – сказал он.
Хорек хлопнул Гаргантюа по плечу, давая понять, что они закончили. Великан тяжело поднялся на ноги, освободив Уилла, и тот прижал к щеке руку, осторожно пальпируя рану. Между пальцами сочилась кровь.
Тут Хорек развернулся и ударил лежащего Рейвена ногой в живот.
– Найди деньги, – сказал он. – Или в следующий раз это будет твой глаз.
Глава 3
Некоторое время Уилл просто лежал в темноте, наслаждаясь возможностью дышать. Бандиты ушли, и на него волной накатило облегчение, чувство неудержимой радости, что он жив. Чувство это выразилось в том, что его внезапно разобрал смех, но ребра отозвались таким возмущением, что удержаться все-таки удалось. Сломаны ли ребра? Каковы вообще внутренние повреждения? Ушибы органов? Уилл представил, как кровь сочится между пленками плевры
[10], сдавливая смятое легкое, не давая органу расправиться, хотя чудовище давно слезло у него с груди.
