Глава 25
Когда Сара сказала Рейвену, что ему лучше держаться в стороне, он как раз заметил знакомую фигуру на другой стороне Каугейт. Сначала Уилл не был уверен, потому что лишь мельком увидел приближающуюся пару сквозь расходящуюся после службы толпу прихожан. Но стоило ему перейти на другую сторону улицы – а пара тем временем подошла поближе, – и он убедился, что не ошибся. На запад по улице Грассмаркет шла та самая женщина, которая недавно явилась к нему на прием с ужасным кровоподтеком на боку, а рядом с ней шагал, выпятив челюсть, краснолицый мужик.
Оба они были одеты для воскресной службы и явно направлялись домой из церкви. Она шла, низко склонив голову, будто боялась встретиться с кем-то взглядом, а он шагал рядом, выставив вперед подбородок, рыская взглядом по сторонам, как бы бросая вызов всему окружающему. На мужской физиономии был до сих пор написан субботний вечер: это было лицо пьянчуги с рыхлой красной кожей и распухшим, похожим на луковицу носом. В остальном же рыхлостью он не отличался: фигура напоминала скорее мешок булыжников.
К тому времени, как Уилл успел пересечь оживленную улицу, они уже прошли мимо. Но Рейвен, убедившись, что не обознался, крикнул:
– Мистер Галлахер!
Тот повернулся и, не в силах понять, кто перед ним, таращился на окликнувшего со смесью раздражения и любопытства. Жена, напротив, сразу его узнала – вид у нее стал ужасно испуганный. Она явно боялась реакции мужа на то, что Уиллу стало известно о его обращении с ней, или, может, на то, что она вообще решилась пойти к доктору.
– Что вам надо? – спросил муж, оглядывая Рейвена с головы до ног.
Он не пытался скрыть раздражения, что его посмел остановить какой-то юнец, выскочка – хотя Уилл заметил, что его взгляд на секунду зацепился за шрам на щеке.
– Мне нужно с вами поговорить.
– Так говорите.
Миссис Галлахер так и не подняла головы. Рейвену показалось, что она дрожит.
– Это деликатный предмет, который негоже обсуждать в присутствии вашей уважаемой жены.
Галлахер подозрительно посмотрел на чужака, явно собираясь послать его куда подальше.
– Прошу вас – уверен, то, что я вам скажу, будет для вашей же пользы. Давайте отойдем куда-нибудь, где нам не будут мешать.
Уилл отвел его в узкий переулок, зажатый между двумя высокими зданиями, и гул голосов прихожан Свободной церкви сразу отдалился, сделался тише.
– Ну, – нетерпеливо сказал Галлахер. – Говорите уже.
– Я лечащий врач вашей супруги. Мне кажется, нам с вами необходимо обсудить хроническое заболевание, от которого она страдает.
Собеседник еще сильнее сощурил глаза.
– И что же это за болезнь?
– Прошу, сделайте одолжение – не держите меня за дурака. Она пыталась скрыть причину травм из страха получить новые. Но я прекрасно понял, что именно я вижу.
Галлахер был явно взбешен.
– Она невнимательна. Постоянно витает в облаках. Работаешь весь день, а потом приходишь домой и видишь, что вся мука загублена… Не твое собачье дело, как человек воспитывает собственную жену.
– А, так мы о воспитании говорим? Том самом, которое учит не тратить деньги на виски, если они нужны, чтобы купить в дом еды?
– Да ты вообще понимаешь, с кем говоришь, мальчишка?
– Я блюду интересны моей пациентки.
– Нет, ты суешь свой длинный нос, куда не просят. Так что не жалуйся, если его тебе прищемят.
Тут Рейвен заметил, что Галлахер сжал правую руку в кулак. Быстро же он созрел… Медику хорошо был известен этот тип. Он успокаивающим жестом поднял руки.
– Хорошо, хорошо, мистер Галлахер. Это ваше дело, как вы воспитываете жену. А мое дело – как я ее лечу. И поскольку я установил причину ее недомогания – это та куча дерьма, которая находится сейчас прямо передо мной, – осталось только прописать лекарство. Я попрошу ее регулярно приходить ко мне на прием, и если увижу, что вы опять подняли на нее руку, я найду вас и спущу с вас шкуру. Так вы сможете заниматься своим делом, а я – своим.
Галлахер чуть не лопался от ярости, но ничего не предпринимал. Пока.
– Я буду поднимать руку на кого мне угодно, сынок. Могу, к примеру, превратить тебя в лепешку, так что лучше тебе меня не сердить. – Тут буян сжал второй кулак. Он был почти готов, но что-то его сдерживало, а именно тот факт, что Рейвен ничуть его не боялся.
– Чего же мы ждем? Вот он я, прямо здесь. Ну же, женщин-то ты бить привык. Почему бы не показать мне, как ты умеешь бить мужчин?
– Не собираюсь делать этого в воскресный день.
Уилл опустил руки, открывшись.
– Значит, твоя жена сегодня может безбоязненно жечь сконы?
Это стало последней каплей: бешенство перевесило трусость. Он ударил что было силы, метя кулаком Рейвену прямо в лицо. Но тот был слишком ловок и быстр для такого пьянчуги. Он просто отдернул голову в последний момент, и кулак Галлахера врезался в стену – со всей силой, вложенной в удар.
Галлахер упал на колени, издав утробный стон, в ужасе глядя на разбитые, сломанные костяшки. Единственное, что тут превратилось в лепешку, – это его рука. Уилл, наклонившись, взял его рукой за подбородок и вынудил поднять взгляд.
– Помни, я сделал это, даже не прикоснувшись к тебе. Ударь ее еще раз – и будет иначе.
Глава 26
Сара оглядывалась в поисках Рейвена, но в толпе прихожан преподобного Гриссома его почему-то не было видно. Шилдрейки, собрав всех домочадцев, уже удалялись в направлении Блэр-стрит, причем Милли шла, низко опустив голову. Даже не обернулась.
И тут Сара наконец заметила его: он появился из переулка на другой стороне улицы, и его вид представлял собой живой контраст с расходившимися после службы прихожанами. Если у тех были лица людей, которые только что говорили с Богом, то выражение Рейвена подсказывало, что его круг общения был совсем не столь благостен.
Горничная почувствовала, что ее первое впечатление о Рейвене – ей тогда показалось, что было в нем что-то беспокойное, импульсивное, – подтвердилось. У нее было ощущение, что оба этих качества сыграли свою роль в том, как он получил свой шрам, но она сомневалась, что он когда-нибудь расскажет об этом правду. За карими глазами скрывался водоворот мрака и тайн.
Но теперь Сара видела, что в этих глазах скрывалась также и доброта, хотя на Куин-стрит любой мог показаться добродушным на фоне Дункана – или доктора Джеймса Мэтьюса Дункана, как он теперь себя называл. Этот тоже был беспокойной и импульсивной натурой, но двигали им исключительно амбиции и желание оставить в веках свое имя – которое он был даже готов поменять, только б выделиться из толпы.
Рейвен, напротив, пытался сделать что-то для женщины, которая была слишком мертва, чтобы отблагодарить его. Быть может, он пытался искупить свою вину за то, что не помог ей остаться в живых. Сара не слишком доверяла подобным мотивам, какими бы благородными они ни казались. Говорят, дорога в ад вымощена добрыми намерениями, и она не сомневалась, что у Уилла хватит безрассудства, чтобы увлечь ее туда за собой, если она не будет достаточно осторожна.
