Холод плеснул Уиллу в лицо, точно обещанный Джарвисом стакан воды, и он с некоторой завистью поглядывал на плотное пальто профессора, когда они быстро шагали на запад по Куин-стрит.
– Утро понедельника началось раньше, чем обычно, но оно обещает быть исключительно интересным, – сказал Симпсон с хрипотцой в голосе, говорившей о том, что его совсем недавно выдернули из постели.
– Вы ведь поздно сегодня легли, да? – спросил Рейвен, припомнив, что, когда он ложился, доктора еще не было дома.
– Ужинал у профессора Грегори. Долго проговорили.
– А вам вчера, случайно, не попадался Маклеви? Интересно было бы узнать результаты экспертизы по Роуз Кэмпбелл.
– Я ничего такого не слышал, нет. А почему вас интересует этот случай?
– Мне любопытно, что могло вызвать подобную позу. Может ли это быть свидетельством отравления?
– Этого я вам сказать не могу, – ответил Симпсон. – Если вас интересуют яды, то вам нужен Кристисон.
Рейвен почувствовал, как у него участился пульс. Это стоило раннего подъема и прогулки в промозглой полутьме.
– Профессор Кристисон? Вы меня ему представите?
– Уж точно представлю вам его труды. У меня в кабинете был где-то трактат.
– Спасибо, – сказал Уилл, не ощущая при этом особой благодарности.
Симпсон не испытывал ни малейшего интереса к судьбе Роуз, кроме, может, физиологического объяснения ее смерти. Драма, центром которой она была, его как будто и не касалась. Вероятно, именно эта его способность видеть все отвлеченно помогала ему не принимать близко к сердцу ужасы и трагедии, связанные с его работой.
Рейвен вспомнил рассказанную Джарвисом историю – как профессор заткнул дребезжащее оконное стекло с помощью банкнот. Деньги не значили для него ничего. Он обитал в царстве книг и науки.
Если б миссис Галлахер пришла к Симпсону вместо Уилла, он принялся бы лечить ее травмы, но ему даже в голову не пришло бы сделать что-то с их причиной. Когда он приезжал в опасные районы, толпа расступалась перед ним, преклонялась перед ним, желала ему добра. Он был точно божество, обитавшее в иных сферах, нежели простые смертные, и пусть он и помогал им, его не трогали их мольбы.
– А теперь посмотрим, удалось ли вам не растерять навыки в этот безбожно ранний час, – сказал Симпсон, когда они уже подходили к Элбин-плейс. – Пациентка, которую мы собираемся навестить, – молодая женщина на восьмом месяце беременности, у которой внезапно началось кровотечение, безболезненное, но обильное. Диагноз?
Рейвен лихорадочно рылся в своем усталом мозгу в поисках ответа, перебирая различные возможности и отметая те, которые не стоили бы столь срочного визита.
– Placenta praevia
[39], – сказал он наконец.
Симпсон важно кивнул и постучал в дверь.
Открывшая горничная находилась, казалось, на грани истерики. Она пыталась что-то рассказать им, путаясь и глотая слова, тыкая пальцем в сторону лестницы. Единственное, что смог разобрать Уилл, – это имя: миссис Консидайн. Он заметил, что рука горничной была вымазана чем-то красным и ярко-алый след тянулся по юбке от талии до подола.
Симпсон взбежал по лестнице, перескакивая через ступеньку. Рейвен немного отстал: его тянул вниз груз воспоминаний о произошедшем в другом доме Нового города две недели назад. Неотвязно преследовали мысли о том, что в результате его действий погиб человек; к тому же он никак не мог понять, из-за чего именно это случилось. Виной ли тому его собственная некомпетентность? Или эфир сам по себе настолько опасен?
Он попытался обсудить это – в общих чертах – с Симпсоном, надеясь хотя бы частично облегчить свою совесть.
– У вас не бывает сомнений в надежности эфира? Учитывая, что его действию приписывается несколько смертей? – спросил он однажды утром после завтрака.
– Случаи, о которых вы говорите, произошли два или три дня спустя после тяжелых операций и не имеют отношения к собственно воздействию эфира. По моему мнению, многие несчастные случаи, которые приписывают эфиру, на деле произошли из-за его неправильного применения, – таков был не слишком утешительный ответ. – Введение пациента в эфирный наркоз требует оптимальной усыпляющей дозы, которую следует давать пациенту, насытив воздух парами настолько, сколько пациент способен вынести. Ни в коем случае нельзя применять инструменты, пока пациент не усыплен полностью и безоговорочно.
Рейвену вспомнилось, как Грейсби отворачивалась от губки, и ее внезапную реакцию на манипуляции Битти.
– У вас когда-нибудь возникали сложности? – спросил он.
– За прошедшие девять месяцев я применял эфир практически при каждых родах, на которые меня вызывали, без каких-либо негативных последствий. Уверен, скоро эта практика станет общепринятой, что бы ни говорили наши доморощенные святоши.
Но что такое оптимальная усыпляющая доза? Как вообще ее можно отмерить? Какая, собственно, разница между Симпсоном, когда тот впервые применил эфир, и самим Уиллом, когда он в первый раз дал его без надзора Грейсби? Рейвен подумал, что тут искусство присутствует в той же степени, что и наука, и что его действия явно не настолько отличались от стандартной процедуры, чтобы вызвать смерть пациента. И все же другого объяснения не было. А без объяснения винить кого-то, кроме себя, он не мог.
Они нашли пациентку в спальне на втором этаже; дверь была широко распахнута. Везде, на каждой свободной поверхности, теснились масляные лампы и свечи, и их мерцающий свет плясал, отбрасывая блики, на темной влаге, которая, казалось, была повсюду: жуткое зрелище. Уилл впервые порадовался, что не успел позавтракать. Консидайн неподвижно лежала на кровати под балдахином в задранной до колен окровавленной ночной рубашке. Кровь была на кровати, на ковре, на каждом предмете обстановки, которого касалась пациентка или горничная.
Консидайн, судя по всему, была без сознания, что послужило для Рейвена некоторым утешением: это значило, что ему не придется давать эфир.
Когда он закрыл за собой дверь, профессор уже успел скинуть пальто и засучить рукава. Затем быстро осмотрел пациентку, чтобы найти причину кровотечения.
– Приготовь дозу спорыньи, Уилл, – сказал он, не поднимая головы. – Да поторопись. Ребенка нужно извлечь немедленно, иначе кровотечение не остановить.
Давая Рейвену указания, Симпсон чуть ли не кричал. Уилл никогда раньше не слышал, чтобы он повышал голос, и это тревожило чуть ли не больше, чем количество крови вокруг. Предварительный диагноз оказался верным: послед, расположенный в устье матки так, что он может выйти прежде самого ребенка. Рейвен слово в слово помнил описание из учебника, в основном из-за заключительных строк: «В подобных обстоятельствах неизбежно катастрофическое кровотечение, в результате которого погибает каждая третья роженица».
