– Некоторые яды вредны при любой дозировке, и все же их продолжают прописывать в виде лекарств. Взять, к примеру, ртуть. Вызывает появление язв во рту, выпадение волос и зубов, но, помимо всего этого, – и обильное слюноотделение, что наши доморощенные знатоки истолковывают как восстановление баланса телесных жидкостей. Средневековая дикость.
– Вот почему процветают гомеопаты, – сказал Рейвен. – Аллопатическая медицина
[40] часто настолько вредоносна, что у гомеопатии есть неоспоримое преимущество: вам, по крайней мере, не станет хуже, чем уже есть в результате естественного развития болезни.
– Как вам, несомненно, предстоит узнать, Уилл, пациенты обожают пилюли, а доктора только рады им угодить, пока те готовы платить. Полифармация
[41] любима шарлатанами не меньше, чем гомеопатия: доктора выписывают средства исключительно сложного состава, а потом выписывают еще и еще, чтобы снять побочные эффекты. Иногда мне кажется, что я говорю со стенкой, когда пытаюсь внушить пациентам, что кратчайший путь к здоровью – это правильное питание и регулярные физические упражнения. Им кажется, что они переплатили, если доктор ушел, не оставив рецепта; они убеждены: чем сложнее состав, тем ученее доктор.
– Но все же, – возразил Дункан, – нам удалось установить эффективность некоторых замечательных средств. И, конечно, другие еще ждут своего открывателя. И я не имею в виду общие места вроде «порошка Грегори». Кто знает, какие болезни мы сможем исцелять с помощью новых средств или, быть может, простой комбинации уже существующих? Моя цель – найти их.
– Хотя, пока вам не удалось решить проблему с экспериментами, – вставил Рейвен, – этой цели вам не достичь.
Джеймс встал и несколько секунд разглядывал Уилла, будто сова, созерцающая мышь-полевку.
– Посмотрим, – наконец сказал он, не повышая голоса, и вышел.
Рейвен вернулся к Кристисону, хотя и без особого энтузиазма. Продравшись еще через несколько страниц, глубоко вздохнул. Знай он название яда, было бы легко установить, какой именно тот оказывает эффект, но он пытался сделать нечто противоположное.
Кит отложил в сторону журнал и поглядел на него.
– Всё в порядке, Уилл? Ты как будто не в себе.
– Это всё, наверное, атмосфера в доме.
Кит кивнул и, откинувшись на спинку кресла, с минуту над чем-то размышлял.
– Большинство случаев, которые тебе случится наблюдать, сопровождая профессора, будут непростыми. Тебе нужно быть к этому готовым.
Рейвен слабо улыбнулся в ответ, думая при этом, что настоящая причина, по которой ему довелось наблюдать так мало нормальных родов, была в том, что ему никогда не дозволялось сопровождать профессора во время визитов к состоятельным пациентам. Так что ему оставались только сложные роды у бедняков.
– Тебе будет полезно чем-нибудь отвлечься, – продолжил Джордж. – Какое-нибудь дело, не связанное с медициной, чтобы проветриться и обрести новые перспективы. А?
Он не слишком удачно делал вид, будто перебирает в уме разнообразные возможности, но Уилл заподозрил, что Кит задумал что-то совершенно определенное.
– Я открыт для любых предложений, если они избавят меня от Кристисона.
– Ты когда-нибудь слышал о фотографии?
Рейвен поднял на него заинтересованный взгляд. Фотографией назывался особый способ фиксировать изображение на специально подготовленной бумаге, куда более точный, чем рука самого именитого художника.
– Слышал, да. Но, признаюсь, ни разу не видел. А вы знаете кого-то, у кого есть камера?
– Я знаю двух джентльменов, признанных мастеров этого искусства. Ты, должно быть, помнишь моего друга Дэвида Хилла. Он заглядывал сюда пару дней назад.
Уилл кивнул. Он смутно помнил, как Кит представлял своего приятеля Симпсону, но подробностей не уловил, потому что как раз выходил из дома, чтобы забрать в городе какие-то химикалии для Дункана.
– У них с партнером, Робертом Адамсом, студия на Кэлтон-хилл. Они используют совершенно новый процесс, так называемую калотипию
[42]. И попросили доктора Симпсона позировать для фотографического портрета. Но я сомневаюсь, чтобы он смог усидеть на месте достаточно долго; профессор – исключительно непоседливая личность.
Рейвен улыбнулся, представив себе Симпсона, пытающегося сохранить неподвижность на протяжении хотя бы тридцати секунд.
– А вот ты, с другой стороны, подошел бы идеально. Они ищут моделей с интересными лицами. Может, тебе хотелось бы для них попозировать?
Уиллу не понравилась мысль о том, что у него «интересное» лицо. В среде медиков это слово редко служило комплиментом.
Ему стало любопытно, что Кит имел в виду – собственно его черты или шрам, который пусть и поджил, но все равно бросался в глаза.
– В качестве модели?
Джордж кивнул.
– Я сегодня видел мистера Хилла. Предлагаю нанести им визит завтра с утра. Когда свет поярче – это важно для процесса.
– Почту за честь.
Кит улыбнулся – одобрительно, но в то же время как-то выжидающе.
– Ты ведь ходил куда-то с горничной, Сарой, в воскресенье, верно?
Рейвен почувствовал себя довольно неуютно. Он и не подумал, что у их похода могут быть какие-либо последствия, помимо его доклада Симпсону об ораторском искусстве Гриссома, превратившим скромность в орудие самовосхваления.
– А что?
– Если у тебя с ней хорошие отношения, то, быть может, ты сумеешь убедить ее присоединиться к нам. Их особенно интересуют простые женщины. Мне кажется, из нее выйдет превосходная модель.
Именно это Джордж явно и имел в виду с самого начала, как и подозревал Уилл. Хилл, должно быть, мельком увидел Сару, когда заходил с визитом, и именно она его и заинтересовала. Кит искал предлога, чтобы позвать ее в ателье, и Рейвен лишь послужил инструментом.
Он, однако, не возражал. Уж лучше быть инструментом Кита и Хилла, чем Дункана, и, если появится предлог выбраться из окутанного унынием, точно саваном, дома, Уилл мог это лишь приветствовать.
Глава 29
Сара зажмурилась, когда ледяной ветер хлестнул ее по лицу, но выйти на улицу было таким облегчением… Еще только приоткрыв дверь, она почувствовала, будто приподнимает крышку с кипящего горшка. Дом номер пятьдесят два погрузился в мрачное уныние, и горничная по опыту знала, что это продлится еще день или два.
