После того как он закончил, среди собравшихся разгорелись многочисленные дискуссии, и многие тут же захотели испытать новый препарат на себе. Появилась склянка с хлороформом, несколько щедро пропитанных жидкостью платков пошли по рукам. Один из них попал в руки Генри, и тот поднес его к носу.
– Не позволяй ткани касаться кожи, – предупредил Рейвен, указывая на красное пятно, украшавшее его собственную переносицу. – Прямой контакт вызывает раздражение вроде ожога. Выучил это, как видишь, на собственной шкуре.
Генри сделал вдох, но на носовом платке оставалось слишком мало жидкости, и полученной дозы ему хватило только на то, чтобы испытать приятное головокружение. Генри тем не менее пришлось присесть, а за его спиной Уилл увидел Битти. Тот пробирался к ним сквозь толпу, явно желая тоже испробовать на себе новое средство. Дункан тоже направлялся к ним – наверняка для того, чтобы рассказать всем о своей роли в открытии.
– Вы позволите? – осведомился Джон, хотя склянка уже была у него в руке.
– Конечно, прошу, – ответил Рейвен, наблюдая, как тот наливает щедрую дозу анестетика на носовой платок.
Он подумал было предупредить их об опасности прямого контакта, однако придержал язык: желание хоть раз досадить Дункану перевесило. Но его удивили двойственные чувства по отношению к Битти, который стоял в шаге от того, чтобы обзавестись отметиной на своей безупречной коже. Уилл не был уверен, откуда взялось это не слишком красивое чувство; быть может, он завидовал Джону из-за своего шрама или до сих пор не простил ему, что тот втравил его в дело с Грейсби (так Уилл привык думать об этом: «дело Грейсби»; даже в мыслях не мог заставить себя называть этот случай тем, чем он являлся на самом деле, – смертью, за которую Рейвен был в ответе).
Битти плеснул на платок слишком много, и не успел он поднести его к носу, пары оказали свое действие. Он прилег на скамью; люди вокруг него тоже шатались и падали. Джон проспал мирным сном несколько минут, а Рейвен поймал себя на том, что внимательно рассматривает юношеские черты, гадая, каков истинный возраст их обладателя и что за события сделали его таким, какой он есть. Еще Уилла поражало, как прекрасно он справляется с обрушившимся на них обоих несчастьем. Понятное дело, что бо́льшая часть вины лежала на Рейвене, поскольку это он взялся за дело, в котором был еще недостаточно сведущ, но Битти, казалось, совершенно не испытывает сожалений – в то время как его самого беспрерывно терзали воспоминания о том дне. Неужели Джон действительно настолько хладнокровен? И если так, насколько хорошо подобное равнодушие при их профессии? Иначе не выжить? Может статься.
Он понимал, что подобное нехорошо, учитывая все, что Битти для него сделал, но в эту минуту не мог удержаться от зависти к этому человеку: к тому, чем он был, и к тому, что ждало его в будущем. Без сомнений, он вскоре женится на Мине, что, как справедливо заметила Сара, даст ему значительное преимущество в избранной профессии. Вот так всегда и бывает: на сцене появляется доктор из богатой семьи, пускает в оборот связи с великим Симпсоном и обзаводится богатой клиентурой. Рейвен же, напротив, ненадолго задержится в этом доме, и когда окончится срок, на его место придет следующий ученик, а сам он будет забыт.
Генри поднялся на ноги и поглядел на спящих вокруг докторов. Зрелище его явно позабавило.
– Очень надеюсь, что как-нибудь вечером приду на Куин-стрит и приму участие в ваших экспериментах.
– Будь осторожен в своих желаниях, – ответил Уилл, вспомнив неподвижные тела вокруг стола.
– Почему?
– Меня порой пугает полное отсутствие заботы о безопасности. У меня нет желания пасть жертвой на алтарь научного прогресса.
Дункан презрительно фыркнул.
– Смелость и определенное пренебрежение опасностью необходимы, иначе никакого прогресса не будет, – сказал он.
– Я не считаю, что это необходимо – рисковать жизнью, – ответил Рейвен.
– В любом случае нам надо стремиться к тому, чтобы сделать наши методы более научными, – сказал Генри. – Статистика и эксперименты помогут нам избавиться от знахарей, шарлатанов и торговцев панацеями – раз и навсегда.
– Но находчивости и изобретательности всегда должно быть место, – настаивал Джеймс. – И боязливые души не должны сдерживать поступь прогресса.
Уилл взглянул на него, гадая, имеет это утверждение общий характер или относится к конкретным обстоятельствам.
– Симпсон предпочитает считать медицину чем-то большим, нежели чистая наука, – парировал он. – Без сочувствия к людям, без заботы о них нам никак нельзя.
– Давайте сойдемся на том, что оба элемента необходимы, – предложил Генри. – Научные принципы в сочетании с творческими. Наука и искусство.
Если это и искусство, подумал Рейвен, то временами темное. Но эту мысль он предпочел держать при себе.
Глава 44
Битти сидел у доктора Симпсона в кабинете с непривычно серьезным выражением на лице. Сара принесла чаю и теперь старалась разливать его как можно дольше, чтобы проникнуть в суть разговора, потому что, судя по настроению в комнате, обсуждали что-то исключительно важное.
Ей всегда нравилось думать, что страсть обитателей дома к чаепитиям давала ей неограниченный доступ к важным разговорам: ее присутствие было чем-то настолько привычным, что иногда ее вовсе переставали замечать. Однако нельзя было наливать чай бесконечно без того, чтобы эти чары оказались разрушены, и горничной пришлось уйти как раз в тот момент, как Симпсон сказал крайне любопытную фразу:
– Вам, конечно, придется написать ее отцу в Ливерпуль, но, по правде говоря, я никаких возражений не предвижу.
Сара чуть не ахнула. Это могло означать только одно. Она закрыла за собой дверь и остановилась, намереваясь услышать, что будет сказано дальше.
– А что насчет мистера Латимера? – продолжал профессор. – Доволен ли он тем, как все устраивается?
– Здоровье дяди в настоящий момент исключительно хрупко, и врач запретил ему какие-либо волнения. Так что о визите и речи быть не может, но я написал и отослал ему тщательно составленное письмо. Вскоре я должен получить ответ. У меня нет сомнений, что он всецело одобрит этот брак. Более того, я уверен, что эта новость его поддержит.
Сара недолго радовалась за Мину: это чувство быстро уступило место новым подозрениям. Как это удобно, что старик не может никого принимать… Кроме того, ей не нравилось, что все эти обсуждения происходили за спиной у Гриндлей. Будто она была неодушевленным предметом, частью сделки: накладной на партию китового жира или долей в угольной шахте – прибыль не гарантирована, но перспективы хорошие.
Девушка была настолько поглощена разговором за дверью, что не услышала шагов за спиной и подскочила, когда кто-то откашлялся прямо у нее над ухом.
– Что это вы делаете, мисс Фишер? – осведомился Рейвен с неприкрытым весельем.
