– Вы тяжело ранены, сэр. Без помощи вы умрете в течение часа. Я доктор. Я смогу помочь вам продержаться, пока мы не доставим вас к профессору Сайму, лучшему хирургу города. Но вы должны ответить на наши вопросы.
– Не надо держать меня за дурачка, сынок. Ни одному хирургу в мире не под силу заштопать эту дырку. Она меня прикончила.
– Так, значит, вы ей ничего не должны.
– Она французская повитуха, которая снимает у меня комнаты. Это все, что мне известно.
– Вам должно быть известно гораздо больше. Она делает женщинам аборты в вашей таверне и платит вам долю. Кто она на самом деле? Что вы еще о ней знаете?
– Ничего. Она сказала мне не задавать вопросов – это защитит нас обоих.
– Что ж, сегодня ваше молчание не сослужило вам никакой службы, верно? Что еще вам известно?
Спирс поразмыслил над этим. На его страшно побледневшем лице проступила горечь.
– У нее есть партнер, – сказал он, сглотнув.
– Кто?
– Я так и не узнал его имени и видел-то его всего один раз. Решил зайти к ней в комнату, когда ее не было, и наткнулся на него.
– Как он выглядел?
– Я видел его всего пару секунд, и то со спины. Стоило мне приоткрыть дверь, как он вытолкнул меня из комнаты и захлопнул за мной дверь. Он стоял у ее стола с инструментами и снадобьями. Явно медик, как и вы. Но старше.
– А что насчет Роуз Кэмпбелл? – спросила Сара.
– Кого?
– Она была горничной. Это ее выловили из воды.
– Я ничего об этом не знаю.
– Вы пытались проследить за мной после того, как я о ней расспрашивал, – напомнил ему Рейвен. – Будет вам, неужели вам не хочется признаться, чтобы смело посмотреть смерти в лицо?
Спирс поморщился. Кровь струилась у него между пальцами, судорожно вцепившимися в ткань рубашки. На его лице промелькнул страх.
– Она пришла сюда, заплатила деньги. Все прошло успешно, но потом она почувствовала себя плохо. Такое с ними часто случалось… и мы вышвыривали их на улицу, хотя они едва могли ходить. Мы разрешали им остаться на пару дней и, если становилось ясно, что им не выкарабкаться, выставляли их вон, потому что нам не хотелось потом избавляться от трупа или как-то объяснять их смерть. Прости меня, Господи, – добавил он, и голос у него дрогнул.
Сара нашла рядом, на скамейке, деревянную кружку и, вынув затычку из бочки, наполнила ее. Она предложила кружку Спирсу, и тот с благодарностью отхлебнул.
– Эта, которая ваша… Роуз… Она вроде как выздоравливала. Я ей воду носил, еду. А потом проснулся ночью от ее воплей. Когда добрался до ее комнаты, она уже была при последнем издыхании. Умерла скорчившись, в муках.
Сара опять поднесла кружку к его губам, и у него еле хватило сил сделать еще глоток. Большая часть жидкости расплескалась ему на рубашку, и, когда он заговорил вновь, голос у него был совсем слабый.
– Я страшно испугался. Я боялся, что на меня всех собак спустят, если найдут, чем мы тут занимались. Мне надо было от нее как-то избавиться, так что я дотащил тело до набережной и сбросил в воду. Но я не убивал ее. Бог свидетель, я… ее… не убивал…
Последние его слова были лишь жалким шепотом, а потом он уронил голову на грудь.
– Он умер, – сказал Рейвен.
Сара страшно побледнела, но дело было не только в том, что на глазах у нее только что умер человек.
– Что же нам теперь делать?
– Уходим. Быстро.
– И просто бросим его здесь? Разве не нужно предупредить полицию?
– Только если ты не против объяснить Маклеви свое участие в этой истории.
Эта мысль пересилила в Саре моральные соображения. Оглянувшись, дабы убедиться, что никто их не видел, они незаметно выскользнули в тот же узкий переулок, откуда зашли во двор.
– Зачем Аншу понадобилось его убивать? – спросила Сара, когда они быстро – но не подозрительно быстро – шагали, торопясь исчезнуть в толпе на набережной.
– Не знаю, но, боюсь, это наши действия подтолкнули ее к тому, чтобы ударить его ножом. Она понимала: мы пытаемся что-то о ней узнать, и боялась того, что Спирс может нам рассказать.
– Так почему он не рассказал? Он не сообщил нам ничего важного.
– Быть может, у нее не было уверенности, знает он или нет, и она решила не рисковать.
Тут Сара вдруг толкнула Рейвена к стене, и они замерли – ее руки у него на груди, – едва дыша. Она чувствовала, как колотится у нее под ладонями его сердце и что его все еще трясет от того, чему им только что пришлось стать свидетелями.
– Что за… – начал он.
– Нельзя, чтобы меня увидели, – встревоженно прошептала Сара. – Я же должна быть в городе, с поручениями. Меня могут уволить.
– Увидели – кто?
– Не смотри, – настаивала она. – Опусти голову.
Но к этому времени он уже обнаружил ее проблему. По набережной Лита на юг шел не кто иной, как Джеймс Мэтьюс Дункан – как он теперь настаивал, чтобы его называли.
– Да что он здесь делает? – подивился вслух Рейвен.
– Не знаю. Просто сделай так, чтобы он тебя не заметил.
И как бы для того, чтобы в этом убедиться, Сара положила руки ему на затылок и притянула к себе, вниз. Она была так близко, что он ощутил такой знакомый аромат свежевыстиранного белья. Его мысли немедленно вернулись к тому вечеру, когда он бежал домой под дождем. Сколько раз с тех пор Уилл вызывал в памяти воспоминание о ее пальцах на своей коже, когда она помогала ему снять мокрую рубашку…
Некоторое время они оставались в этом положении. Дункан уже скрылся из вида, но Рейвен тянул и не говорил ей об этом: ему хотелось подольше растянуть это мгновение. Однако до бесконечности тянуть было невозможно.
Они отступили друг от друга с чувством неловкости, точно не знали, как говорить о том, что только что произошло.
К счастью, тем для разговора у них было предостаточно.
– Ты была права насчет Роуз, – сказал он. – Его рассказ объясняет, почему полицейский хирург не обнаружил беременности.
– И все же она, совершенно очевидно, умерла той же смертью, что и Китти, и твоя Иви. Если ей удалось избавиться от ребенка, зачем ей понадобилось принимать пилюли еще раз?
Рейвен задавал себе тот же самый вопрос.
– Могло случиться, что она приняла их не по доброй воле, – предположил он. – Как знать, может, она узнала о мадам Аншу что-то такое, что та предпочитала держать в тайне.
– Или о ее партнере. Быть может, это именно он выполняет все процедуры, в то время как она завлекает клиентов благодаря тому, что училась в Париже и пользовала французских аристократов?
Это было разумное предположение, которое вполне согласовывалось с атмосферой мистики, позволявшей мадам брать такие огромные деньги за свои услуги.
