Сара вдруг заметила, какой расстроенный у профессора вид, и догадалась, о чем речь, прежде чем он успел сказать это сам.
– Суд просто убьет мисс Гриндлей, – сказала она.
– Это действительно так, Сара. Только представь, какую боль ей причинит эта история, если станет достоянием публики. Мир не просто узнает о том, как нагло ее обманули; ей поставят на вид то, что она полюбила бесчеловечное чудовище.
Уилл был совершенно сражен этими словами, будто его лишили последней надежды.
– Не можете же вы предлагать, чтобы мы забыли то, что знаем, чтобы избавить Мину от страданий?
– Я бы не стал беречь Мину, если б это помешало правосудию осуществиться. Но я не собираюсь заставлять ее проходить через это, когда есть риск, что убийца будет отпущен. Однако ты прав: мы не может игнорировать то, что нам известно, поскольку такой человек, как Битти, не перестанет совершать преступления. Это будет, как ты и сказал, немыслимо.
– Так что же нам тогда делать?
Профессор оглянулся на фигуру, скорчившуюся на полу, и смотрел на нее долгое время. Потом взглянул на ряды склянок с образцами, происхождение которых было неясно. На лице у него появилось решительное выражение.
– То, что нам предстоит сделать, тоже немыслимо, – сказал он. – И этот грех ляжет на плечи нас всех, всех троих. Эту тяжесть нам придется нести до конца наших жизней. И все же это наш долг; и, раз уж так случилось, выбора у нас нет.
Симпсон положил руку на плечо Саре и тихо продолжил:
– Сходи к экипажу и принеси мой чемодан. Рейвен, помоги мне оттащить его в погреб.
Глава 61
«Ни одно человеческое существо не может появиться на свет без того, чтобы другое человеческое существо терпело пытки на протяжении многих часов, а то и дней» – эти слова Джона Стюарта Милля
[54] пришли Рейвену на ум, пока он потел от усилий в маленькой тесной мансарде на Лоунмаркете. Он не слишком много времени уделял чтению философских трактатов, поскольку этого самого времени у него было немного, так что, должно быть, цитату эту он услышал от профессора либо от одного из светил, посещавших Куин-стрит. Пот струился по его лицу, хотя в комнате было довольно холодно, но он знал: лежащая перед ним женщина потратила куда больше усилий еще до того, как он явился к ней на помощь.
Потел Уилл не только от усталости, но и от тревоги, что его может постичь неудача. Симпсон доверил ученику самостоятельно справиться с этим случаем, посчитав его недостаточно сложным, чтобы бросить прием пациентов в день, который выдался особенно занятым. Он отправил Рейвена вместо себя со словами: «Решил же ты, что способен давать эфир самостоятельно». Как это типично для Симпсона, подумал Уилл: поощрение и упрек одновременно.
Последовала еще одна схватка, и медик налег на щипцы. Он чуть не рассмеялся от облегчения, когда почувствовал, как головка подвинулась в ответ на его усилия, в то время как роженица мирно спала, не замечая довольно грубых манипуляций. Хлороформ, избавив женщину от боли, которая уже стала мучительной, сотворил свое обычное чудо, расслабив родовые пути, так что Рейвену удалось без труда наложить щипцы. Бесчувственное состояние пациентки позволило ему также избавиться от покрывала, которое не позволяло видеть, что он делает, – все равно что заставлять хирурга оперировать в темноте. Интересно, что ответил бы Сайм на подобное требование…
Еще одна схватка, и на свет появилась головка, а вслед за тем – и туловище в сопровождении примерно галлона околоплодной жидкости, которая немедленно залила ботинки. Но Уилла это совершенно не заботило: ведь он только что самостоятельно провел роды при помощи щипцов – это были, конечно, щипцы Симпсона, – и похоже было, что и мать, и ребенок это пережили.
– Крошечная девчушка, – сказала мать со слезами благодарности, когда чуть позже он вложил ребенка в ее протянутые руки. – Боже святый, какая же ты красотка…
Немного погодя Рейвен, упаковав инструменты, распрощался с пациенткой и, хлюпая ботинками, двинулся к двери. Уйти ему удалось не сразу, потому что как раз в этот момент в дверях появился новоиспеченный отец. Он с чувством пожал врачу руку, а потом полез в карман за деньгами.
В последнее время финансовая ситуация Уилла улучшилась настолько, что ему уже не нужно было одалживать деньги у матери, а ей, следовательно, не приходилось унижаться перед его гадким дядюшкой. Чтобы скрыть то, что они сделали с Битти, было решено обставить дело так, будто он втайне сбежал из дома. Они упаковали кое-что из его имущества и одежды в чемодан, от которого потом незаметно избавились. Про себя Рейвен решил (хотя и ничего не сказал на этот счет Симпсону), что картина будет еще более убедительной, если окажется, что беглец не оставил после себя наличности.
Было немного обидно, что эти деньги не свалились на него днем раньше, потому что он с легкостью рассчитался бы с Флинтом, даже после того, как отдал половину Саре. Флинт, конечно, простил ему долг, но Уилл опасался, что новые условия, на которых они расстались, со временем принесут еще больше неприятностей.
Молодой отец, улыбаясь, вложил ему в руку горстку монет. Это были первые деньги, которые Уилл получил как врач, и он с некоторой гордостью подумал, что отработал их с лихвой.
Рейвен оглядел мансарду, в которой провел последнюю пару часов – скудная обстановка, в камине нет угля, – и принял на удивление легкое решение, которое было бы немыслимо всего пару недель назад.
– Нет-нет, – сказал он. – Бог с вами.
Глава 62
Сара все еще медлила в профессорском кабинете, когда зазвонил колокольчик: краткому мгновению безмятежности пришел конец, нежеланный, но неизбежный. Настойчивые трели казались еще громче в непривычной тишине опустевшего дома. Утренний прием был давно окончен, и пациенты разошлись по домам с предписаниями. Симпсон уехал в Масселборо повидать пациента, Рейвена вызвали на дом, миссис Симпсон с детьми отправилась повидать подругу в Тринити, а мисс Гриндлей, конечно, все так же не выходила из своей комнаты.
Бедная Мина уже несколько дней не желала никого видеть. Новости о том, что будущий супруг сбежал, опасаясь разоблачений в мошенничестве, совершенно ее подкосили. Она узнала, что его рассказы о дядюшке и прекрасном доме в Канаан-лендз оказались сплошной ложью, что его намерения по отношению к ней были неискренними и что даже звали его, скорее всего, вовсе не Джон Битти.
– Мы, наверное, так никогда и не узнаем его настоящего имени, – сказал доктор Симпсон плачущей родственнице.
Но как раз от знания о том, кем он был на самом деле, ее и следовало оградить. Саре даже думать не хотелось, что произошло бы с Миной, узнай она все, что знали они; и еще меньше хотелось думать о том, что произошло с ним в действительности по вине троих людей, живших под этой крышей.
