Все хорошо, малышка. Мама здесь, с тобой.
Когда Паркер увидела в «Фейсбуке» призыв собраться в центре Ньюарка и выразить протест против полицейского геноцида афро-американцев, разве могла она не пойти? В колледже Ингрид присоединилась бы к демонстрантам не задумываясь, но теперь она была другой, уже не студенткой. Она привыкла к покою и комфорту, а между тем мир вокруг деградировал. Между тем правящий класс консолидировался и набрался сил. Слишком долго они пребывали в летаргическом сне, она и ее сверстники, и вот подошло время не просто признать наличие проблемы, но и сделать чуть больше.
В пятницу, во второй половине дня, Ингрид ушла с работы пораньше, доехала по монклерской линии до станции «Брод-стрит» в Ньюарке, вызвала такси «Убер» и попросила отвезти ее к управлению полиции. Водитель, однако, высадил ее за квартал до места, потому что протестующие уже запрудили все подходы к зданию. Она расплатилась через телефон, вышла и приблизилась к бушующей толпе. Молодые и старые, черные и белые, калейдоскоп всевозможных религий. Дети на плечах исступленно скандирующих отцов и дедов, подростки, вскидывающие кулаки и размахивающие транспарантами, и мрачно взирающие на все это полицейские – в защитной форме и скрывающих лица плексигласовых шлемах. В первые секунды Паркер захлестнули слабость и неподдельный страх – Господи, Ингрид, что ты делаешь? – а еще желание повернуться, сбежать домой, в свой безопасный микрорайон Трайбека, и наблюдать за происходящим здесь по телевизору.
Но решение было принято, и Ингрид прошла за цепь полицейских и, просочившись через периферию, где людей было не так много, вклинилась поглубже в толпу, туда, где вечер дышал влагой спрессованных человеческих тел и жаром слов. Там было так шумно, и отовсюду летели крики:
Жизни черных имеют значение!
Хоу-хоу, хей-хей – копы-расисты, убирайтесь скорей!
С тротуаров – на дорогу!
Ты зачем броню надел – здесь кровавых нету дел!
А потом она поймала себя на мысли, что не может удержаться. Рот открылся сам собой, без ее участия, и закричал:
Когда народ един – он непобедим!
В какой-то другой день и в другом месте она, в компании друзей, потягивая из стакана риоху
[31], посмеялась бы над такими лозунгами, но здесь и сейчас… Ингрид стояла с ними. Говорила вместе с ними. Ее голос превратился в рупор. Ее кулак пронзал вечернее небо. И не только ее кулак – сотни кулаков пробивали дыры в облаках. Если так пойдет дальше, думала она, пьянея от восторга, небо потрескается и рухнет.
Ораторы взбирались на ящики и кричали в мегафоны. Хорошо одетый член местного совета, десятки возбужденных граждан, страстный проповедник, обращавшийся к толпе с вопросом:
– Чего мы хотим?
– Справедливости! – кричала в ответ толпа.
– Когда мы хотим ее?
– Сейчас!
– Молитесь Господу!
Ингрид выросла. У нее появилась тысяча рук и тысяча ног, она стала большой, как городской квартал. Ее голос разносился на мили вокруг.
Она так увлеклась ростом своего тела и силой конечностей, что даже не услышала короткий крик. Когда стоявшая слева полная женщина оглянулась и произнесла: «О, черт», Ингрид тоже оглянулась. Схватка уже началась. Она подпрыгнула, чтобы рассмотреть лучше, и в верхней точке прыжка увидела сияющие плексигласовые шлемы и белый дым слезоточивого газа. Теперь его видели все. Из толпы вырвались крики, уже разрозненные. Голоса не принадлежали больше огромному зверю, и в каждом слышалась паника.
– Держитесь вместе! – крикнул кто-то.
Несколько человек держались и, задрав рубашки, закрывали носы и рты, но футболки и блузки – плохая защита от слезоточивого газа. Потом грохнул выстрел – неизвестно откуда – и толпа поддалась панике. Бежать!
Суета, неразбериха, толкотня… Ее громадное тело развалилось на мелкие части, которые кричали, спотыкались и разбегались. Копы смешались с толпой, дубинки взлетали и падали, руки хватали за рубашки и тащили к стоящим наготове фургонам. Молодые отбивались – кидали камни, отмахивались рюкзаками – но сопротивление было быстро сломлено. На глазах у Ингрид под ноги мечущимся людям упал пожилой мужчина. Блеснул плексигласовый щит. Грохнул еще один выстрел. Очумелый мальчишка с окровавленной головой… Сирены… Тело Паркер рассыпалось, раскатывалось по переулкам.
А потом и она снова оказалась в одиночестве. Не осознавая, что с ней происходит и куда теперь податься…
Глава 17
– Помнишь, когда я вернулась домой? – спросила Ингрид, и Дэвид не ответил, если не считать ответом смущенное выражение на его лице. Она повернулась к Прю. – Я была в крови, и когда он понял, откуда кровь, то чуть не лопнул от злости. Из-за Клэр. Ругал меня на чем свет стоит. Что я потащилась черт знает куда, рискуя нашим ребенком ради совершенно незнакомых людей.
– Все было не так, Ингрид… – попытался возразить ее муж.
– Не ври сейчас, ладно? – Миссис Паркер снова повернулась к Рейчел. – Я вам потому это все говорю, что к тому времени уже сходила на вечеринку к Биллу и Джине и была готова к переменам.
Прю взглянула на Кевина, но тот снова переместился к окну и стоял с закрытыми глазами, слушая историю, которую, видимо, знал наизусть.
– Вам не нужны оправдания, – заметила Рейчел.
– Не нужны, – бросила Ингрид и тряхнула головой. – И это вовсе не оправдания. Это объяснения. Даже не думайте, что собираюсь извиняться за свои решения. Да, я застряла в этом доме и беспокоюсь за безопасность дочки, но это результат не плохих решений, а лживости и лицемерия, пропитавших нашу эгоистичную страну.
Рейчел откинулась на спинку кресла, ощутив вдруг приступ отвращения, которое попыталась скрыть. Лицемерие – всего лишь другое слово для обозначения реальности, но только не для таких, как Ингрид, живущей в мире абсолютов, которые, как показывает история, приводят к крови на улицах.
– Во время той демонстрации пострадали семнадцать человек, – продолжила Паркер. – Один из них, пожилой мужчина, умер двумя днями позже. Почему такое случилось? Потому что полицию наняли избавиться от того, чего больше всего страшится правящий класс: обозленных людей, готовых крушить банки и бизнесы перед лицом несправедливости.
– Хватит, Ингрид, – раздраженно сказал Кевин.
Она посмотрела на него.
– Что?
– Здесь не мыльная опера. И поможет только одно – если ты расскажешь ей, что случилось.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, и Рейчел чувствовала, что между этими двумя остается еще масса недосказанного. Ну конечно, ведь в Уотертауне Мур спас ее от ареста и, вполне возможно, от гибели, а она отплатила тем, что сдала парня, догадываясь, что Бен Миттаг убьет его до прибытия спецназа. Однако же вот он, Кевин, защищает ее от всех, даже от Рейчел. Прю не видела между ними ни намека на привязанность или симпатию. Так зачем же он идет на риск ради неблагодарной революционерки? Рейчел наконец поняла, что имела в виду Фордем, когда отзывалась о Кевине.
