В ожидании ответа Ингрид обвела взглядом коллег, обсуждавших за кофе последние телешоу. Из кухни долетел взрыв смеха. Где-то в Нигерии похищены сто двадцать девочек, а здесь, как всегда, пустая болтовня. У нее зазвонил сотовый. Она не хотела отвечать, но не хотела и прятаться.
– Привет, Дэвид.
– Ну?
– Я на работе. И просила тебя не звонить.
– Как же я могу не звонить?
– Я сама позвоню тебе вечером, хорошо?
– Послушай, я работаю над новой книгой. Я… Мешать тебе не буду.
Неужели он на самом деле думает, будто книга может поправить их брак?
– А потом закончишь книгу и снова станешь таким, как сейчас.
– Мы все исправим. Ты ведь знаешь…
– Мне нужно кое в чем разобраться. Привести в порядок мысли. Иногда это нужно нам всем.
Когда Ингрид дала отбой, на экране уже появился ответ: «Привет. Это Мартин. Рад получить от тебя весточку».
«Где ты?» – напечатала она, чувствуя, как у нее холодеют руки.
«Ты же знаешь, я не могу сказать».
Конечно, не может. Его ведь разыскивают. Паркер не знала, что написать, а вот он знал.
«Хочешь навестить нас?»
Вот так легко.
Глава 20
В Чикаго прибыли затемно. Машина петляла по лентам асфальта, и Ингрид вскоре поймала себя на том, что не представляет, в каком направлении они едут. Какой формы этот город? Окружен кольцевой дорогой? Или стоит на переплетении скоростных шоссе – словно мир в перекрестье снайперского прицела? Все перепуталось, а расспрашивать Мэри – усталую вьетнамскую студентку-медичку, которая встретила ее возле железнодорожной станции в Пелэме и с которой они переночевали в номере мотеля на окраине Янгстауна в штате Огайо – казалось бесполезным, так что Паркер просто ждала. Такое решение – довериться и не спрашивать – она приняла еще накануне утром и с тех пор вновь и вновь подтверждала его для себя.
В первые часы, когда они двигались к границам округа Уэст-честер, а потом через Нью-Джерси на запад, Мэри говорила много. Работая интерном в медицинском центре Монтефиоре в Бронксе, она привыкла к человеческим страданиям.
– И к крови, – рассказывала вьетнамка. – Хотя и не сразу. Впервые побывав на операции, я всерьез задумалась над тем, чтобы сменить специализацию.
Но родители заставили ее остаться, и теперь, преодолев отвращение, она уже гордилась своей профессией.
– Тогда зачем вот это? – спросила Ингрид, намекая на ее связь с организацией Бишопа.
– Я горжусь тем, что делаю, но мне не нравится, как эта страна и фармацевтические компании поступают с моей профессией. А без хороших врачей Революция погаснет, не успев начаться.
– Революция?
– Сейчас мы просто стараемся избежать ареста.
– Понятно.
– А вы?
– Я?
– Почему вы выбрали это? – спросила Мэри.
Тогда Паркер задумалась. Позже она смогла бы описать и причину, и мотив, которые привели ее в эту машину, но сразу после побега единственный ответ, который вертелся у нее на языке, звучал так: «Потому что это единственное, что имеет для меня смысл».
– Форклоу-лейн, – сказала Мэри, когда они выехали на неосвещенную улицу с обветшалыми, брошенными домами, наполовину скрытыми заросшими двориками. Высоченная трава и заколоченные досками двери вызывали в памяти сцены из постапокалиптических фильмов. Природа, поглощающая творения человека. Было жарко, и городской зной проникал в машину даже при поднятых стеклах. Подъехав к одному из таких неприглядных домов, спутница Ингрид остановилась и выключила мотор. В отличие от других, дверь здесь не была заколочена, и где-то в глубине тускло мерцал свет, отражаясь от зазубренных стекол разбитого окна.
– Можете войти, – сказала Мэри.
– А вы не пойдете?
– У каждого своя роль. Моя сейчас в том, чтобы переместиться из пункта А, отсюда, в пункт Б.
– И где же наш пункт Б?
– Ваша роль – войти в этот дом. Что потом? Это решать не Мартину. И не мне. Никому вообще – только вам. Помните это.
Ингрид выдохнула и лишь теперь, в наступившей тишине, услышала доносящуюся из дома музыку – короткие выпады панк-рока и выкрикивающий обвинения женский голос.
Мэри включила зажигание, и ее пассажирка вышла. Паркер хотела сказать что-нибудь, может быть, поблагодарить спутницу за поездку, удержать еще немного эту живую связь. Но машина уже тронулась, взяв курс на другое место, возможно, далекий город, где другая наивная американка – или американец – будут ждать ее, чтобы исчезнуть из своей жизни.
Ингрид осталась одна.
Она немного постояла, вдохнула слабый запах выхлопного газа и горячих шин, а потом прошла через решетчатую калитку и высокую траву и поднялась по ступенькам к алюминиевой двери. Постучать или просто войти? Женщина не знала. Но потом заметила ржавый дверной звонок, она нажала кнопку и услышала за визгом гитар и воплями трубы приветливую переливчатую мелодию. Секунд через десять томительного ожидания дверь рывком распахнулась, и перед ней предстал чернокожий парень, без рубашки, с четким рельефом мышц, блестящей от пота кожей и налитыми кровью глазами.
– Вы – Ингрид? – спросил он, и это прозвучало, как обвинение.
Она кивнула.
Парень посмотрел мимо нее в темноту пустой улицы и толкнул скрипучую сетчатую дверь.
– Заходите.
Паркер тоже бросила взгляд за спину и, на мгновение замявшись, переступила порог. Из задней комнаты доносилась музыка. В двух первых не было ничего, лишь голые стены со старыми ободранными обоями и пятнами подтеков.
– Кстати, я – Рэгги. – Молодой человек улыбнулся, протянул руку, и они поздоровались. Его рукопожатие было сильным и быстрым. Он провел вновь прибывшую в заднюю комнату, освещенную единственным напольным светильником, стоявшим рядом со старым бум-боксом – она не видела такого с девяностых. Сидевший у светильника Мартин Бишоп поднялся со складного стула и улыбнулся ей.
– Господи! – выпалила Ингрид, не думая. – Как приятно тебя видеть.
Она удивилась, но испытала облегчение, когда Мартин обнял ее. После долгого путешествия объятие воспринималось как что-то уместное, естественное.
– Решилась, – сказал он ей на ухо и предложил стул. – Проголодалась? У них на кухне есть пицца.
Потом он спросил о поездке. Паркер похвалила Мэри – так, как хвалят сотрудницу босса.
– А… Дэвид? – поинтересовался Бишоп.
– Не будем о нем.
Как воспринял это Мартин? Ингрид не знала. И тут же успокоила себя – разве это важно? «Решать только вам», как сказала Мэри.
