Переубедить Джанет тогда не получилось. «Не обманывай себя. Эмпатия – просто еще одно слово, означающее любовь», – заявила она.
Ну хорошо, а как же член Палаты представителей Диана Трамбл? Что заставило его тогда согласиться стать киллером и стрелять в конгрессменшу? Через несколько месяцев он еще раз представил себе все это и отыскал кучу поводов для отмазки: можно ведь было как-нибудь испортить автомобиль, в котором Холли собиралась его отвезти, можно было прикинуться больным, можно было, наконец, просто сбежать. Но тогда все это представлялось слишком рискованным или же просто не пришло ему в голову.
И вот теперь череда принятых решений привела его в кресло самолета, летящего в Германию. Каждый шаг на пройденном пути давал возможность выбора, и чаще всего Мур делал то, что выглядело со стороны наименее благоразумным. Что же с ним произошло?
Он пробился через толпу к Паризерплац, огромной открытой площади, заполненной туристами, делающими селфи на фоне Бранденбургских ворот. У входа в здание посольства, которое одна немецкая газета справедливо назвала «безобразным, но безопасным», охранник в форме спросил, по какому он делу. Кевин предъявил паспорт и патентованную улыбку, как бы говорящую: «Я не опасен».
– Мне назначено, – проговорил он.
Охранник махнул рукой – проходи.
Положив телефон в специальный ящик, молодой человек без проблем прошел через рамку и пересек круглый вестибюль в направлении стойки, за которой сидела удивительно спокойная женщина, чей акцент подозрительно походил на канадский. Он спросил, можно ли позвонить в юридический офис ФБР, но, когда она подняла трубку, за спиной раздалось: «Мистер Мур?», и он, обернувшись, увидел белую розовощекую женщину в темно-синем брючном костюме, идущую к нему с протянутой рукой.
– Добро пожаловать в Берлин.
По пути к лифту они прошли мимо двух картин – Сола Левитта и Джаспера Джонса. Картины производили должное впечатление…
– Я уже представляю самое нелепое похищение в истории, – сказал Кевин.
Левинсон усмехнулась.
– Не думайте, что вы первый.
Ее офис без окон на третьем этаже располагался напротив длинного помещения с кабинками, выходившими на Мемориал евреям Европы – поле с бетонными плитами позади посольства.
– Поднимаешься по административной лестнице, и у тебя отнимают естественное освещение. Проходите.
Мур сел напротив стола, а она закрыла дверь.
– Как дела дома? Слышала, протесты стихают. Теперь они сами могут убедиться, что Бюро – отнюдь не чудовище.
– Прошло всего два дня. – Кевин снова пустил в ход простодушную улыбку.
Левинсон ответила тем же.
– Так Оуэн работает над дополнительным докладом?
Молодой человек кивнул.
– Основное внимание – история Бишопа. Берлин, две тысячи девятый год.
– Вы имеете в виду «Роза Люксембург коммандо»?
– Вот именно.
Фей вздохнула и покачала головой.
– Что ж, если Оуэн Джейкс хочет, чтобы я занялась этим, я займусь.
– Он будет вам признателен, – солгал Кевин.
– Как он?
– Занят.
– Да уж. – Левинсон пробежала пальцами по клавиатуре, открывая старые файлы.
– Нас интересует, что произошло после самоподрыва «Коммандо». Какую реакцию это вызвало в посольстве? Куда уехал Мартин Бишоп? Чем занимался?
Женщина надела очки и подалась к экрану. Мур видел отражение в ее стеклах.
– Для начала вам нужно знать, как все было до взрыва. Отношения с администрацией Шредера складывались непросто, но потом Меркель стала искать новый подход. Несмотря на некоторые неловкие моменты, они с Бушем подружились, и мы все надеялись на благосклонность немецких разведслужб. Чего мы не учли, так это силы бюрократии, для которой даже пожелания канцлера не указ.
Кевин заерзал на стуле.
– Боюсь, с этой частью я не знаком.
– Спросите Оуэна, он знает. Ему пришлось терпеть дольше, чем мне. Проблема была в Эрике Шварц, ветеране холодной войны, возглавлявшей федеральную разведслужбу, БНД. Из всех немцев, с которыми я имела неудовольствие быть знакома, эта была настроена в высшей степени антиамерикански.
– Была?
– Да, она умерла несколько лет назад. Пила, как рыба. И за собственным весом не следила. – Левинсон пожала плечами. – Но в две тысячи девятом силы у нее еще имелись. Тем и занималась, что отрезала нас от разведывательной информации. Мы, конечно, обозначали свое разочарование, но Шварц все же убедила Меркель, что сверх необходимого нам доверять нельзя. Такие же настроения проникли и в службу внутренней разведки, в ведомство по защите конституции. Дошло до того, что мы потеряли право участвовать в совместных антитеррористических операциях на территории Германии. Просто невероятно! Но потом происходит этот подрыв «Роза Люксембург коммандо», и для немцев настал момент истины. Мы их предупреждали. Оуэн их предупреждал, но Эрика Шварц сказала: «Нет». После той бомбы ведомство наконец повернулось к нам лицом.
– И вы почувствовали разницу.
Фей то ли фыркнула, то ли усмехнулась.
– Разница в уровне сотрудничества до бомбы и после – это ночь и день. Все изменилось к лучшему. Оуэну стоило попросить что-то, и он тут же получал все. Мы все получали что хотели.
– Держу пари, и для карьеры хорошие времена настали.
– Можно и так сказать. Но что важнее, это пошло на пользу нашей общей безопасности. – Левинсон снова подалась к экрану. – Но сказка когда-нибудь кончается, так ведь? В две тысячи тринадцатом они узнали, что мы прослушиваем телефон Меркель, и каналы снова закрылись. Отменили соглашение по обмену разведывательной информацией, отправили домой шефа местной резидентуры ЦРУ, сравнили АНБ со Штази и послали нас куда подальше. Как будто это стало для них сюрпризом. – Она покачала головой и посмотрела на Кевина поверх очков. – Оуэн прекрасно все знает. Не совсем понимаю, зачем было нужно посылать вас за океан.
– Ну у меня тут есть и другие дела. – Мур наклонился ближе. – Только между нами, хорошо? Джейкс обеспокоен. В Вашингтоне утечка, подобной которой раньше не было. Если выплывет, что он готовит дополнительный доклад, его заставят все открыть. А он пока еще не в курсе, что в итоге раскопает.
– Хотите сказать, он никому в своей конторе не доверяет?
– Полагаю, доверяет мне, но если я обращусь в штаб-квартиру, то сохранить что-то в секрете будет уже невозможно.
– И все-таки это весьма радикальный шаг.
– Вы же знаете Оуэна…
Левинсон улыбнулась. Вся эта история держалась до первого звонка Джейксу, но если она еще не позвонила, то теперь не позвонит, пока не проснется Вашингтон. Только это сейчас имело значение. Она снова посмотрела на экран.
