Когда официантка ушла, я достал из кармана ту самую банкноту в тысячу крон и протянул ее доктору Шульцу. Она тут же исчезла у него в руках.
– Желаете расписку, сэр?
– Нет.
– По-джентльменски, да? Итак, чем могу помочь?
Сорок минут спустя доктору Шульцу было известно о наших проблемах почти столько же, сколько и мне: я ничего не утаил. Мне казалось, что он может помочь нам, лишь зная всю подноготную – в той же мере, что и я.
– Говорите, в Рона Толливера стреляли? – наконец сказал он.
– Я не видел, только слышал, как об этом говорил главный проктор. Вернее, слышал человека с голосом, похожим на голос Франко, и Управляющий обращался с ним так же, как с Франко.
– Хорошо. Если раздается стук копыт, стоит ждать лошадей, а не зебр. Но пока я добирался сюда, об этом ничего не говорили, и я не заметил никаких признаков волнения среди публики в этом ресторане – а убийство или попытка убийства второго по значимости акционера этой суверенной территории обязательно вызвали бы волнение. Когда вы пришли, я уже несколько минут стоял возле бара, но не слышал ни слова на эту тему, хотя именно в барах первыми узнают новости: там всегда висит экран, настроенный на новостной канал. Гм… А Управляющий не мог скрыть это происшествие?
– Этот лживый змей способен на что угодно.
– Я не имею в виду его моральный облик, хотя и согласен с вами, но лишь физическую возможность такого поступка. Попытку убийства скрыть непросто – кровь, шум, мертвая или раненая жертва. К тому же вы упомянули о свидетелях – вернее, о них упомянул Франко. Тем не менее судья Сетос полностью контролирует единственную газету, терминалы и прокторов. При желании он мог бы долго держать все в тайне. Посмотрим, что и как. Я сообщу обо всем, когда вы доберетесь до Луна-Сити.
– Возможно, нас там не будет. Мне придется вам позвонить.
– Разумно ли это, полковник? Возможно, нам удалось сохранить наш секрет… если только некое заинтересованное лицо, знающее и вас, и меня, не заметило, как мы вдвоем стояли возле бара. Нам действительно повезло, что в прошлом нас ничто не связывало, и ни одного из нас не обнаружат, если пойдут по следу другого. Конечно, вы можете мне позвонить… но нужно исходить из предположения, что мой терминал взломан, или в мою студию подсадили «жучка», или случилось и то и другое – такое уже бывало. Лучше воспользоваться почтой, если нет ничего крайне срочного.
– Но почту можно вскрыть. Кстати, прошу учесть, что я доктор Эймс, а не полковник Кэмпбелл. И еще: юноша, который пришел с нами, знает меня как «сенатора», а миссис Эймс – как «госпожу Хардести». Это последствия той кутерьмы, о которой я рассказал.
– Я запомню. За свою жизнь нам приходится играть множество ролей. Хотите верьте, хотите нет, но некогда я был известен как «младший капрал Финнеган из Имперской морской пехоты».
– Верю.
– Ну вот, сами видите. А я никогда им не был. Но мне приходилось заниматься куда более странными делами. Да, почту можно вскрыть. Но если я доставлю письмо к челноку прямо перед его отлетом из нашего космопорта к Луна-Сити, маловероятно, что оно попадет к тому, кто захотел бы его вскрыть. Ну а обратное письмо, адресованное Генриетте ван Лоон, «Мадам Помпадур», Петтикоут-лейн, двадцать тысяч двенадцать, доберется до меня почти без задержек. Старая опытная мадам имеет многолетний опыт аккуратного обращения с чужими секретами. Полагаю, человек должен кому-нибудь доверять. Искусство заключается в том, чтобы знать, кому именно.
– Док, полагаю, вам я могу доверять.
– Дорогой мой сэр, – усмехнулся он, – я с радостью продал бы вам вашу собственную шляпу, если бы вы оставили ее у меня на столе. Но по сути, вы правы. Я согласился, чтобы вы стали моим клиентом, и вы можете полностью мне доверять. Работа двойным агентом вызывает язву желудка… а я, как истинный гурман, не желаю заниматься тем, что может помешать мне наслаждаться хорошей едой. – Он задумчиво посмотрел на меня. – Можно еще раз взглянуть на тот бумажник? Бумажник Энрико Шульца?
Я протянул бумажник. Доктор извлек оттуда удостоверение.
– Так, значит, это его фотография?
– Один в один.
– Доктор Эймс, надеюсь, вы понимаете, что фамилия Шульц сразу же привлекла мое внимание. Но, возможно, вы не догадываетесь, что в силу моих разнообразных интересов я отмечаю каждого, кто прибывает на станцию. Я ежедневно читаю «Вестник», проглядывая все подряд и уделяя особое внимание информации личного характера. И могу с уверенностью утверждать, что этот человек прибыл на станцию «Золотое правило» не под фамилией Шульц. Любая другая фамилия могла бы ускользнуть от меня, но моя собственная? Невозможно.
– Но именно эту фамилию он, похоже, сообщил по прибытии.
– Именно что «похоже». – Шульц взглянул на удостоверение. – В своем офисе я за двадцать минут – ладно, за полчаса – изготовлю удостоверение с этой же фотографией и такого же качества. И в нем будет написано, что владельца зовут Альберт Эйнштейн.
– Хотите сказать, что удостоверение не поможет проследить его путь?
– Погодите, я этого вовсе не говорил. Вы утверждаете, что фотография подлинная. Это хорошая отправная точка. Намного лучше имени, стоящего в документе. Этого человека наверняка видели многие, некоторые даже знают, кто он такой. Кое-кто вполне может знать, почему его убили, если его в самом деле убили. Вы поступили осмотрительно, не став утверждать определенно.
– Ну… в основном из-за танцев с бубнами, устроенных сразу после того, как его застрелили – если застрелили. Никакой суматохи, никакого замешательства. Те четверо вели себя так, будто отрепетировали все заранее.
– Хорошо, попробую разузнать с помощью кнута и пряника. Из человека с нечистой совестью или страстью к деньгам – а у большинства людей есть и то и другое – можно вытянуть то, что ему известно. Что ж, похоже, мы все обговорили. Но давайте убедимся как следует: у нас вряд ли будет возможность устроить еще одну консультацию. Вы занимаетесь всем, что связано с Уокером Эвансом, а я – остальными вопросами в вашем списке. Будем обмениваться любыми сведениями, особенно если след ведет в «Золотое правило» или за его пределы. Что-нибудь еще? Ах да, то самое зашифрованное сообщение… вы намеревались им заняться?
– У вас есть мысли на этот счет?
– Предлагаю оставить его себе и отнести в главный офис компании «Маккей» в Луна-Сити. Если они сумеют опознать шифр, вопрос лишь в оплате – законной или незаконной – за его расшифровку. Из содержания сообщения будет ясно, нужно оно мне или нет. Если «Маккей» окажется бессилен, попробуйте показать его доктору Джейкобу Раскобу из университета Галилео. Он занимается криптографией на факультете информатики. Если даже он не поймет, что с этим делать, останется лишь молиться. Можно я оставлю себе фото моего кузена Энрико?
– Конечно. Но пришлите мне, пожалуйста, копию – она может понадобиться, когда я займусь вопросом Уокера Эванса. Да, пожалуй, наверняка понадобится. Доктор, нам нужно кое-что еще, о чем я не упоминал.
