– «Вольво» Би-Джей-семнадцать, разрешаю посадку в Гонконге-Лунном приблизительно в двадцать два семнадцать сорок восемь. Переключитесь на тринадцатый спутниковый канал не позднее двадцати одного сорока девяти и будьте готовы передать управление нам. Предупреждение: вы должны запустить стандартную программу спуска с орбиты в двадцать один ноль шесть девятнадцать и выполнять ее в точности. При отклонении более трех процентов по вектору или четырех километров по высоте возможен отказ в приеме управления. ЦУП Гонконга-Лунного, конец связи.
– Принято, – ответил я. – Спорим, ты не догадался, что говоришь с Капитаном Полночь
[31], самым крутым пилотом в Солнечной системе, – добавил я, предварительно отключив микрофон.
Видимо, мне лишь показалось, что я отключил его, – в ответ донеслось:
– А с вами говорит капитан Геморрой, самый мерзкий диспетчер лунной службы управления полетами. Купите мне литр «Гленливета», когда я вас посажу. Если, конечно, вообще посажу.
Я проверил выключатель микрофона – похоже, все было в порядке – и решил не подтверждать прием. Известно, что телепатия лучше всего работает в вакууме… но ведь простой парень как-то должен защищаться от суперменов.
(Например, держать язык за зубами, когда это необходимо.)
Поставив таймер на двадцать один час, я направил машину вертикально вниз и в течение последующего часа наслаждался полетом, держась за руки с новоиспеченной женой. Впереди под нами проплывали невероятные, трагически пустынные лунные горы, выше и острее Гималаев. Тишину нарушали только тихое жужжание компьютера, вздохи воздухоочистителя – и постоянное надоедливое шмыганье Билла. Я отключился от всех посторонних шумов, отдавшись чувствам, которые переполняли мою душу. Ни у Гвен, ни у меня не возникало желания говорить. Счастливая интерлюдия, мирная, словно ручей у старой мельницы
[32].
– Ричард! Проснись!
– А? Я вовсе не спал.
– Спал, дорогой. Уже двадцать один час.
Гм… и правда. Двадцать один час одна минута. Что случилось с таймером? Впрочем, не важно – у меня было пять минут и ноль секунд на проверку того, вовремя ли стартовала программа спуска. Я нажал кнопку вращения, и аппарат встал горизонтально, брюхом вниз: так проще всего снижаться, хотя можно делать это на спине и даже на боку. В любом случае сопло должно быть направлено против движения, чтобы уменьшить скорость при запуске посадочной программы – с точки зрения пилота, космобиль движется задом, словно птица филлилу
[33]. (Но мне больше по душе естественный вид горизонта, поэтому я предпочитаю снижаться «на брюхе», задом наперед.)
Почувствовав, что «вольво» поворачивается, я спросил компьютер, готов ли он запустить программу посадки, используя стандартный код из списка, выгравированного на его корпусе.
Ответа не последовало. Пустой экран. Ни звука.
Я неодобрительно отозвался о его предках.
– Ты нажал кнопку «пуск»? – спросила Гвен.
– Само собой!
Я снова надавил на нее. Экран загорелся, и раздался звук такой громкий, что у меня заболели зубы.
– Как правильно пишется «комфорт»? Умные граждане Луны, страдающие от переработок, перенапряжения и стресса, знают, что правильное название К-О-М-Ф-И-С – «Комфис»! Специалисты рекомендуют «Комфис» тем, кто страдает от повышенной кислотности желудка, изжоги, язвы, спазма кишечника и просто от болей в животе. «Комфис»! Он способен на большее! Производитель – фирма «Тигровый бальзам», Гонконг-Лунный: создатель лекарств, на которые можно положиться! К-О-М-Ф-И-С! Он способен на большее! Спрашивайте у своего врача.
Послышалось визгливое пение, превозносящее прелести «Комфиса».
– Этот чертов ящик не выключается!
– Стукни по нему!
– Гм?
– Стукни по нему, Ричард.
Никакой логики я в этом не видел, но выплеснуть эмоции хотелось, и я с размаху шлепнул по корпусу компьютера. Проклятая железка продолжала извергать бессмыслицу, рекламируя пищевую соду по безумной цене.
– Дорогой, нужно бить сильнее. Электроны – робкая мелюзга, но бывают упертыми. Они должны знать, кто тут главный. Дай-ка я попробую.
Гвен врезала по компьютеру так, что его корпус, казалось, сейчас треснет. На экране тут же появился текст:
«Готов к снижению. Начало отсчета: 21:06:17,0»
Часы компьютера показывали 21:05:42,7.
Я едва-едва успел посмотреть на радар-высотомер (показывавший ровно 298 километров над поверхностью) и на допплеровский счетчик: стало ясно, что мы ориентированы вдоль линии нашего движения – вполне приемлемо для ЦУП… хотя не знаю, что я смог бы сделать за десять с небольшим секунд. Для управления пространственным положением в «вольво» используются не спаренные сопла, а гироскопы: они дешевле двенадцати маленьких двигателей и множества сопутствующей техники, но и работают медленнее.
А потом часы неожиданно показали «время ноль»: двигатель заработал, вдавив нас в сиденья, и на экране появилась программа включений:
21:06:17,0 – 19,0 секунды
21:06:36,0
Двигатель послушно отключился через девятнадцать секунд, даже не закашлявшись.
– Вот видишь? – сказала Гвен. – Нужно просто обращаться с ним жестче.
– Я не верю в анимизм.
– Не веришь? Как же ты обходишься с… извини, дорогой, не важно. Гвен сама обо всем позаботится.
Капитан Полночь не ответил. Не могу сказать, что у меня так уж испортилось настроение, но, черт побери, анимизм – чистой воды суеверие. (Если только речь не идет об оружии.)
Я переключился на тринадцатый канал. Близился момент пятого включения, и я уже готовился передать управление ЦУПу Гонконга-Лунного (капитану Геморрою), когда у нашего драгоценного электронного идиота сдохло ОЗУ – оперативное запоминающее устройство, где хранилась программа посадки. Таблица включений на экране потускнела, дрогнула, сжалась в точку и исчезла. Я лихорадочно нажал кнопку сброса, но ничего не произошло.
Капитан Полночь, конечно, знал, что нужно делать:
– Гвен! – закричал я. – Комп потерял программу!
Гвен замахнулась и стукнула по его корпусу. График включений вернулся – сдохшее ОЗУ, как и лопнувший мыльный пузырь, восстановлению не подлежит, – но компьютер все-таки перезагрузился, и в верхнем левом углу экрана возник вопросительно мигающий курсор.
