– Приятно познакомиться, друзья. С удовольствием доставлю вас в Конг. Отправляемся завтра в полдень. Вместе с вами будет десять пассажиров, а если к полудню не появятся еще двое, я смогу заменить их грузом. Устроит?
Я заверил ее, что нас это вполне устроит и мы придем до полудня в скафандрах и в полной готовности. Затем она мягко предложила заплатить наличными авансом, заметив, что еще остались места на теневой стороне: несколько пассажиров забронировали поездку, но пока не оплатили. И я заплатил – тысячу двести крон за троих.
Затем мы отправились в туннель «Спокойные сны». Не знаю, достоин ли он именоваться отелем – скорее уж ночлежкой. Туннель шириной чуть более трех метров уходил на пятьдесят с лишним метров в толщу скалы и заканчивался тупиком. Справа шла дорожка, на полметра ниже остальной части туннеля. Слева вдоль туннеля тянулась каменная полка, на полметра выше дорожки, идущей справа. Полка была размечена на спальные места – полосками на камне и большими цифрами на стене. Ближайшее к коридору место имело номер «50». Примерно половина мест была занята матрасами или спальными мешками.
В центре туннеля, с правой стороны, горел зеленый огонек, каким обычно отмечают туалет.
У входа в туннель стоял стол, за которым читал книгу китаец в костюме, вышедшем из моды еще до того, как Армстронг сделал свой «маленький шаг». Очки на его носу смотрелись так же старомодно, как и одежда, а сам он выглядел на девяносто лет старше и вдвое величественнее Господа Бога. Когда мы подошли ближе, он отложил книгу и улыбнулся Гретхен:
– Гретхен, рад тебя видеть. Как твои глубокоуважаемые родители?
Гретхен присела в реверансе.
– У них все хорошо, доктор Чань. Передают вам привет. Разрешите представить наших гостей: мистера сенатора Ричарда, госпожу Гвен и мистера Билла.
Он поклонился, не вставая, и пожал руку самому себе.
– Всегда рад приветствовать гостей семьи Хендерсон в моем доме.
Гвен присела, я поклонился, а за мной и Билл, когда я ткнул его под ребра; доктор Чань явно заметил это, хотя и не подал виду. Я пробормотал подходящую формулу вежливости.
– Нам хотелось бы сегодня переночевать у вас, доктор Чань, – продолжала Гвен, – если, конечно, вы нас примете. В этом случае не найдется ли четырех мест так, чтобы они были рядом?
– Найдется. Твоя любезная матушка уже говорила со мной. Ваши места – номер четыре, три, два и один.
– Отлично! Спасибо, дедушка Чань.
Я заплатил – за троих, а не за четверых. Не знаю, что сделала Гретхен – заплатила наличными, или чеком, или еще как-нибудь; я не видел, чтобы деньги переходили из рук в руки. Пять крон с человека за ночь, включая туалет, душ – еще две кроны, вода в душе без ограничений. Дополнительное мыло – полкроны.
– А вашему деревцу-бонсай не нужна вода? – спросил доктор Чань, покончив с делами.
Мы хором согласились: конечно нужна! Наш гостеприимный хозяин внимательно оглядел пластиковую пленку, разрезал ее и с величайшей осторожностью извлек деревце и горшок. Ваза на его столе оказалась графином с водой; наполнив стакан, он погрузил в него кончики пальцев и несколько раз опрыскал бонсай. Пока он проделывал все это, я не устоял перед любопытством и взглянул на его книгу. Это оказалось «Отступление десяти тысяч»
[43] на греческом языке.
Мы оставили у него Древо-сан, а также чемодан Гвен.
Следующим пунктом маршрута был «Стейк-хаус Джейка». Джейк был китайцем, как и доктор Чань, но принадлежал к другому поколению, что чувствовалось по его манерам. Он встретил нас словами:
– Привет, ребята. Что будем? Гамбургеры? Или омлет? Кофе или пиво?
Гретхен заговорила с ним на каком-то тональном языке – вероятно, на кантонском диалекте. Джейк с досадой возразил, Гретхен ответила, и последовал ожесточенный обмен репликами. Наконец он буркнул с недовольным видом: «Ладно. Сорок минут», повернулся и вышел.
– Идем, – сказала Гретхен. – Поговорим с Чарли Ваном насчет скафандров.
Когда мы отошли подальше, она добавила, понизив голос:
– Джейк отказывался готовить свои лучшие блюда, потому что с ними больше возни. Но сильнее всего мы поспорили о цене. Он хотел взять с вас как с туристов и чтобы я при этом молчала. Я сказала, что если он возьмет с вас больше, чем взял бы с папы, тот явится сюда, отрежет Джейку уши и скормит ему сырыми. Джейк знает, что папа именно так и поступит. – Гретхен улыбнулась смущенно, но гордо. – Папу очень уважают в «Счастливом драконе». Когда я была маленькой, он прикончил тут одного старателя, который вздумал не заплатить девушке-чансань
[44]. Об этом все помнят. Девушки-чансань «Счастливого дракона» приняли нас с мамой в почетные члены своей гильдии.
Табличка гласила: «Ван Чай-Ли, мужская и женская одежда на заказ. Профессиональный ремонт скафандров». Гретхен снова представила нас и объяснила, что нужно сделать. Чарли Ван кивнул.
– Лунобус отходит в полдень? Приходите сюда в десять тридцать. В Конге вернете скафандры моему двоюродному брату Джонни Вану в «Сирс Монтгомери», отдел скафандров. Я ему позвоню.
Затем мы снова отправились в «Стейк-хаус Джейка». То, что нам подали, не было ни стейком, ни чоп-суем, ни чоу-мейном, но прямо-таки таяло во рту. Мы наелись до отвала.
Когда мы вернулись в туннель «Спокойные сны», верхний свет уже погасили и многие места были заняты постояльцами. Вдоль боковой стороны полки со спальными местами тянулась светящаяся полоса: свет не попадал в глаза спящим, но позволял видеть проход. На столе доктора Чаня горел ночник, с одной стороны прикрытый колпаком, чтобы не мешать уснувшим гостям. Похоже, он корпел над бухгалтерскими записями: одна рука – на клавишах терминала, другая – на костяшках счетов. Чань беззвучно поздоровался с нами, и мы шепотом пожелали ему спокойной ночи.
Под руководством Гретхен мы приготовились ко сну, положив вместо подушки под голову свернутую одежду с обувью. Я добавил к этому свою пробковую ногу, но остался в трусах, увидев, что Гвен и Гретхен не сняли трусиков. Билл заметил это слишком поздно – и снова натянул трусы. Затем мы все направились в туалет.
Даже эту относительную дань скромности мы отдавали недолго – под душ встали все вместе. Войдя, мы обнаружили в душевой троих мужчин, совсем раздетых. Мы вспомнили древнюю заповедь: «Наготу часто видят, но никогда на нее не смотрят». Ну а те трое строго следовали правилу: «Нас тут не было, мы невидимки». (Правда, я уверен, что ни один мужчина не в состоянии полностью игнорировать Гвен и Гретхен.)
Что до меня, я не мог совсем уж не замечать Гретхен, да и не пытался. Раздетая, она выглядела на несколько лет старше и восхитительно соблазнительной. Думаю, свой загар она получила под ультрафиолетовой лампой. Я обнаружил у нее ямочки там, где раньше их не видел. Не вижу смысла вдаваться в подробности – все женщины прекрасны в пору созревания, а красоту Гретхен дополняли отличная фигура и жизнерадостность. В самый раз, чтобы искушать святого Антония.
