Гвен протянула мне мыло:
– Ладно, дорогой, можешь потереть ей спинку, но спереди она управится сама.
– Не понимаю, о чем ты, – с достоинством ответил я. – Я не собираюсь никому мыть спину: мне нужна свободная рука, чтобы держаться. Забыла, что я будущая мать?
– Вот именно, «мать». Ничего больше на ум не приходит.
– Что еще за матерные разговоры? Буду крайне признателен, если ты постараешься держаться в рамках приличия.
– Ричард, вести такие разговоры – ниже моего достоинства. Гретхен, потри ему спину, так будет безопаснее. А я побуду арбитром.
В итоге каждый мыл те места, до которых мог дотянуться, даже Билл: толку вышло мало, зато было много веселья и смеха. Когда вокруг тебя особы противоположного пола – это само по себе весело.
К двадцати часам мы расположились на ночлег – Гретхен у стены, рядом с ней Гвен, затем я и Билл. При одной шестой g каменная полка кажется мягче матраса из пенки в Айове, и я быстро заснул.
Какое-то время спустя – час, два? – я проснулся от прикосновения теплого тела.
– Что, прямо сейчас, дорогая? – прошептал я, после чего совсем проснулся. – Гвен?
– Это я, мистер Ричард. Хотите в самом деле увидеть, как краснеет моя попка? И услышать, как я плачу?
– Вернись к стенке, милая, – напряженно прошептал я.
– Ну пожалуйста.
– Нет, дорогая моя.
– Гретхен, – мягко сказала Гвен, – вернись на свое место, дорогая… пока не разбудила других. Я помогу тебе перебраться через меня.
И она действительно помогла Гретхен, а потом обняла ее, словно ребенка, и стала о чем-то с ней говорить. В конце концов, они (как мне кажется) заснули.
Но сам я заснул далеко не сразу.
12
Мы слишком горды, чтобы сражаться.
Томас Вудро Вильсон
[45] (1856–1924) Насилие никогда ничего не решает.
Чингисхан (1162–1227)
Мыши решили повесить на кота колокольчик.
Эзоп (ок. 620 – ок. 560 до н. э.)
Прощальные поцелуи в герметичных скафандрах удручающе антисептичны. Я так считаю и уверен, что Гретхен тоже. Но так уж вышло.
Прошлой ночью Гвен спасла меня от «участи хуже смерти», за что я ей благодарен… скажем так, более или менее благодарен. Старик, который крутит шашни с едва созревшей девушкой (Гретхен исполнялось четырнадцать лишь через два месяца), выглядит смешным и достоин презрения здравомыслящих людей. Но с той ночи, когда Гретхен дала понять, что не считает меня таким уж старым, я начал чувствовать себя все моложе и моложе и опасался, что к заходу солнца окончательно впаду в детство.
Поэтому я заявляю, что я благодарен ей. Это официальная версия.
Не сомневаюсь, что Гвен вздохнула с облегчением, когда в полдень Гретхен помахала нам из кабины отцовского грузовика-лунохода, и мы покатили на юг в лунобусе тетушки Лилибет под названием «Услышь меня, Иисус».
«Услышь меня» был намного больше грузовика Джинкса и выглядел куда красочней, весь расписанный пейзажами Святой земли и цитатами из Библии. В нем помещалось восемнадцать пассажиров, а также груз, водитель и ружье, установленное в башенке над креслом водителя. Громадные шины, вдвое больше моего роста, возвышались над салоном, пол которого располагался вровень с осями, то есть на высоте моей головы. К дверям между передними и задними шинами с обеих сторон поднимались лесенки.
Из-за больших шин сквозь боковые окна не было видно почти ничего. Лунарей, однако, мало интересуют пейзажи: Луна выглядит интересно лишь с орбиты. Поверхность Моря Спокойствия между Кавказом и Гемскими горами, где пролегал наш маршрут, обладает скрытым очарованием – тщательно скрытым. Большей частью плоская, словно блин, она представляет такой же интерес, как остывшие блины без масла или сиропа.
Несмотря на все это, я был рад, что тетушка Лилибет посадила нас в первом ряду справа: у окна – Гвен, затем я, слева от меня – Билл. Мы видели то же самое, что видел водитель, глядя перед собой, и кое-что справа, недоступное его взгляду, – передняя ось проходила за нашими местами, и шина не полностью загораживала обзор. Вид справа был мутноватым – герметичное пластмассовое окно потрескалось и пожелтело от старости. Однако тетушка Лилибет подняла лобовое стекло и закрепила его в этом положении, поэтому мы все прекрасно видели – насколько позволяли шлемы. Снаряжение, взятое напрокат у Чарли Вана, принимало на себя яростный удар солнечных лучей, почти не уменьшая видимости, как хорошие солнцезащитные очки.
Мы мало разговаривали: радио в скафандрах пассажиров было настроено на общую частоту, и получилось настоящее вавилонское столпотворение. Поэтому мы отключили связь. Мы с Гвен могли разговаривать, соприкасаясь шлемами, но это было неудобно. И я развлекался в основном тем, что пытался отслеживать наш путь. На Луне бесполезны и магнитные, и гироскопические компасы. Магнетизм (обычно отсутствующий) скорее указывает на наличие залежей руды, чем определяет направление, а вращение Луны (один оборот в месяц!) слишком неспешно воздействует на гирокомпас. Здесь пригодился бы инерциальный трекер, но хороший прибор почему-то стоит очень дорого, хотя этот принцип издавна применяется в управляемых ракетах.
На этой стороне Луны всегда видно Землю, которую можно использовать в качестве ориентира, а половину времени – и Солнце. Звезды? Звезды, само собой, видны всегда – здесь не бывает ни дождей, ни облаков, ни смога. Конечно же! Так вот, землеройки, у меня есть новость для вас: в Айове звезды увидеть легче, чем на Луне.
Вы ведь будете в скафандре. В шлеме есть лицевой щиток и забрало, которые защищают ваши глаза – считайте, что это встроенный смог. Если Солнце высоко в небе, забудьте о звездах: лицевой щиток темнеет, предохраняя зрение. Если же Солнца нет, Земля находится в фазе между половинной и полной, испуская ослепительный свет. Обладая в восемь раз большей отражающей поверхностью и в пять раз большим альбедо, Земля светит в сорок с лишним раз ярче, чем Луна на Земле.
Да, звезды никуда не деваются, яркие и четкие; Луна – прекрасное место для астрономических наблюдений. Но чтобы увидеть звезды «невооруженным» глазом (находясь в скафандре с его шлемом), нужно найти метр-другой печной трубы… ой! простите – на Луне нет печей. Ладно, возьмем пару метров воздуховода и взглянем сквозь него – он скрывает ослепительный свет, и звезды блестят подобно «добрым делам в злом мире»
[46].
Передо мной висела Земля, только что миновавшая половинную фазу. Слева поднималось Солнце, которое находилось на высоте полутора суток – двадцать градусов или чуть меньше. В его ярком свете любые неровности на пустынной плоской поверхности отбрасывали длинные тени, облегчая задачу тетушке Лилибет. Судя по карте, висевшей в шлюзе гермозоны «Счастливый дракон», мы стартовали из точки с координатами тридцать два градуса двадцать семь минут северной широты и шесть градусов пятьдесят шесть минут восточной долготы, направляясь в точку с координатами четырнадцать градусов одиннадцать минут восточной долготы и семнадцать градусов тридцать две минуты северной широты, возле кратера Менелай. Курс лежал в основном на юг, с отклонением к востоку примерно в двадцать пять градусов, если верить карте; расстояние составляло около пятисот пятидесяти километров. Неудивительно, что прибытие ожидалось на следующий день, в три часа утра!
