– Гм? Оглянитесь. Видите ту дверь? Он за ней.
– Так давайте взглянем на него! Собственно, именно за это я и платил.
– А больше вы ничего не хотите? Это историческая реликвия, символ нашей великой истории. Если хотите взглянуть, идите к ректору университета Галилео и предъявите свои документы и рекомендации. Правда, он, скорее всего, пошлет вас кое-куда. А теперь мы перейдем в следующую галерею…
Хейзел не пошла дальше, но я следовал ее инструкциям: показывал на что-нибудь пальцем и задавал дурацкие вопросы, как только у гида появлялась свободная минутка, чтобы оглядеться вокруг. Но когда мы сделали полный круг и вернулись в зону ожидания, Хейзел была уже там. Я молчал, пока мы не вышли из комплекса и не оказались в туннеле, на станции.
– Ну как? – спросил я, убедившись, что никто нас не услышит.
– Без проблем. Я уже вскрывала такие дверные замки. Спасибо, что отвлекал всех, пока я возилась с ним. Отлично сыграно, любовь моя!
– Ты нашла то, что искала?
– Думаю, да. Буду знать больше, когда папа Манни взглянет на мои фотографии. Там была просто большая пустая комната, забитая электронным старьем. Я сфотографировала его с двадцати разных углов, даже сделала стерео вручную. Способ не идеальный, но я уже применяла его.
– И все? Хватило одного визита?
– Да. Ну… в основном.
Голос Хейзел звучал сдавленно. Я взглянул на нее и увидел глаза, полные слез.
– Что такое, милая? Что случилось?
– Н… ничего.
– Скажи мне.
– Ричард, он там!
– Что?
– Он там, он спит. Я знаю, я почувствовала. Адам Селен.
К моему облегчению, как раз в этот момент на станцию прибыла капсула – есть случаи, когда любые слова бесполезны. Капсула была битком набита, и поговорить по дороге мы не смогли. Когда мы вернулись в Луна-Сити, моя любимая уже успокоилась, и я смог избежать разговора на эту тему, тем более что все коридоры были набиты людьми. В Луна-Сити всегда полно народу – по субботам сюда приезжает за покупками половина лунарей из других поселений. А в эту субботу к ним прибавились храмовники со своими женами со всей Северной Америки и из других мест.
Мы вышли со станции «Западная» в гермозону номер два во внешнем кольце – и оказались перед магазином «Сирс Монтгомери». Я уже собирался свернуть налево, на бульвар, но Хейзел остановила меня.
– Гм? Что, дорогая?
– Твои штаны.
– У меня что, ширинка расстегнута? Вроде нет.
– Твои штаны мы кремируем, хоронить их уже поздно. Как и твою рубашку.
– Я думал, тебе не терпится добраться до «Раффлза».
– Да, но мне хватит пяти минут, чтобы упаковать тебя в новый комбез.
(Что ж, разумно. Штаны мои испачкались так, что меня могли обвинить в нарушении санитарных норм. Хейзел знала, какую повседневную одежду я предпочитаю: я объяснил ей, что не ношу шорты, даже если в них ходит каждый второй взрослый мужчина в Луна-Сити. Меня не очень смущает моя отсутствующая нога… но все же хочется, чтобы длинные брюки скрывали протез. Это моя личная проблема, я не хочу выставлять ее напоказ.)
– Ладно, – согласился я. – Но давай купим то, что ближе всего к входу.
Хейзел управилась за десять минут, купив мне три спортивных костюма, отличавшихся друг от друга только цветом. И по разумной цене: сперва моя любимая поторговалась, сбросив ее до приемлемого уровня, а потом сыграла в «вдвойне или ничего» и выиграла. Поблагодарив продавца, она дала ему на чай и, радостно улыбаясь, вышла.
– Неплохо смотришься, дорогой, – сказала она мне.
Мне тоже так показалось. Костюмы были цвета лайма, розы и лаванды. Я выбрал лавандовый: по-моему, он подходит к цвету моего лица. Я шагал под руку с моей лучшей в мире девочкой, помахивая тростью, и чувствовал себя отлично.
Но когда мы свернули на бульвар, оказалось, что по нему вообще нельзя пройти, не говоря уже о том, чтобы шагать, помахивая тростью. Вернувшись назад, мы спустились прямо на Дно, затем пересекли город и сели на подъемник «Пять тузов», чтобы добраться до шестой гермозоны: обычно так выходит дольше, но в тот день все было наоборот.
Даже боковой туннель, который вел к «Раффлзу», был забит народом. У нашего отеля стояла группа мужчин в фесках.
Бросив взгляд на одного из них, я присмотрелся внимательнее.
Я врезал ему тростью, обратным мулине ударив в промежность. Одновременно, или на долю секунды раньше, Хейзел швырнула пакет с моими костюмами в лицо стоящего рядом мужчины и ударила еще одного сумочкой. Он тут же упал, а затем к нему, вскрикнув, присоединился тот, которого стукнул я. Схватив трость обеими руками и держа ее горизонтально, я нанес пару коротких ударов вбок, словно пробивался сквозь толпу демонстрантов, но при этом выбирал цели: одного я ткнул в живот, другого в область почки, а когда они повалились на землю, успокоил каждого пинком.
Хейзел разделалась с тем, которого она отвлекла пакетом, – как именно, я не видел, но он упал и больше не двигался. Очередной (шестой?) попытался успокоить ее дубинкой, и я ткнул ему в лицо тростью. Он схватился за нее; я шагнул вперед, чтобы не дать ему обнажить стилет, и одновременно тремя пальцами левой руки попал ему в солнечное сплетение. А потом я свалился на него сверху.
Меня тут же подняли и быстро понесли в «Раффлз». Голова моя свисала вниз, а трость волочилась следом.
Следующие несколько секунд я с трудом могу восстановить в памяти. Я не видел Гретхен, стоящей возле стойки, но она там внезапно появилась. Я слышал, как Хейзел бросила: «Гретхен! Номер „Л“, прямо и направо!», сбросив меня ей в руки. На Луне я вешу тринадцать кило, плюс-минус несколько граммов – не так уж страшно для сельской девушки, привыкшей к тяжкому труду. Но я намного крупнее Гретхен и вдвое крупнее Хейзел – большой, громоздкий тюк. Я крикнул, чтобы она бросила меня на пол, но Гретхен не обратила на меня внимания. Придурок за стойкой что-то тявкал, но на него тоже не обращали внимания.
Когда Гретхен добралась до нашего номера, дверь открылась, и послышался еще один знакомый мелодичный голос:
– Bojemoi! Он ранен!
Потом меня положили навзничь на мою кровать, и Ся принялась хлопотать надо мной.
– Я не ранен, – ответил я. – Просто в шоке.
– Угу, конечно. Лежи спокойно – нужно снять с тебя штаны. Джентльмены, у кого-нибудь есть нож?
Я уже собирался сказать, чтобы она не смела резать мои новые штаны, когда раздался выстрел. Стреляла моя жена, присевшая в дверях и осторожно выглядывавшая влево. Выстрелив еще раз, она метнулась внутрь и заперла за собой дверь.
– Перенесите Ричарда в кабинку, – оглядевшись вокруг, бросила она. – Придвиньте кровать и все остальное к входной двери. Они будут стрелять, или ломиться в дверь, или и то и другое сразу.
