– Не так хорошо, как мне хотелось бы.
– Вероятно, это самая очаровательная и любимая всеми женщина на планете. Но она не лингвист, а язык стала учить в двести с лишним лет. Думаю, ее английский так и останется ломаным, хотя она говорит на нем каждый день. Объясняет ли это тот странный факт, что участники семейного ужина на планете, отстоящей на многие световые годы от старой родины – Терры, общаются на мертвом языке?
– Ну, в целом… объясняет. Хотя и не до конца. Гм… Джастин, у меня такое чувство, будто на любое мое возражение найдется ответ… но он меня не убедит.
– Разумно. Почему бы не подождать? Рано или поздно все факты, которые вам так трудно принять, сложатся в единую картину.
Затем мы сменили тему.
– Дорогой, – сказала Хейзел, – я не говорила тебе, почему мне пришлось уйти по делам… или почему я опоздала? Джастин, ты когда-нибудь застревал в очереди к телепорту?
– Даже слишком часто. Надеюсь, скоро появится конкурирующая служба. Не будь я так ленив, я накопил бы денег и основал ее сам.
– Сегодня днем я пошла за покупками для Ричарда – за туфлями, дорогой, но не надевай их, пока Галахад не разрешит, и новыми костюмами вместо тех, что я потеряла во время заварушки в «Раффлзе». Подходящих цветов не оказалось, и я остановилась на вишневом и нефритовом.
– Неплохой выбор.
– Да. Думаю, они будут хорошо на тебе смотреться. Закончив с покупками, я рассчитывала вернуться еще до того, как ты проснешься, но… Джастин, к телепорту стояла очередь, я вздохнула и стала ждать… и какой-то мерзкий турист с Секундуса пролез на шесть мест вперед меня.
– Вот негодяй!
– Впрочем, это ему не помогло. Наглеца тут же пристрелили.
Я уставился на нее:
– Хейзел?
– Думаешь, это я? Нет-нет, дорогой! Признаюсь, мне очень хотелось сделать это. Но, по-моему, за попытку влезть без очереди можно разве что сломать руку. Но я задержалась не из-за этого. Очевидцы тут же созвали суд, и меня едва не выбрали одним из судей. Был только один способ этого избежать – признаться, что я свидетель. Я думала, что сэкономлю время, но мне не повезло: суд занял почти полчаса.
– Убийцу повесили? – спросил Джастин.
– Нет. Приговор гласил: «Убийство совершено в интересах общества». Ту женщину отпустили, и я отправилась домой, но было уже поздно. Лазарус, черт бы его побрал, добрался до Ричарда, испортил ему настроение и разрушил все мои планы. Ну а я испортила настроение Лазарусу.
– Это мы знаем. С тем застреленным туристом кто-нибудь был?
– Понятия не имею. Мне все равно. Да, я считаю, что убивать его – чересчур радикальная мера, но у меня всегда было мягкое сердце. В прошлом, когда кто-то лез вперед меня без очереди, я всегда старалась обойтись без скандала. Но такое нельзя оставлять без внимания, чтобы не потворствовать всяческим хамам. Ричард, я купила тебе туфли, зная, что правая туфля, в которой ты приехал сюда, не подойдет к новой ноге.
– Совершенно верно.
(После ампутации правую туфлю пришлось делать на заказ, и теперь в нее влезал только протез.)
– Но я пошла не в обувной магазин, а в мастерскую, где был пантограф, и попросила их изготовить правую туфлю по образцу левой, сделав зеркальную копию. Она должна быть такой же, как и левая, но только… правосторонней? Правоногой? В общем, правой.
– Спасибо!
– Надеюсь, она тебе подойдет. Если бы того придурка не пристрелили у меня под носом, я бы вернулась вовремя.
Я озадаченно посмотрел на нее.
– Кажется, ты в очередной раз удивляешь меня. Какие тут порядки? Царит анархия?
Хейзел пожала плечами.
– Я бы так не сказал, – задумчиво проговорил Джастин Фут. – Оно не настолько хорошо организовано.
Сразу после ужина мы улетели в том же четырехместном космолете – я, Хейзел, маленький великан по имени Зеб, красавица Хильда, доктор Джейкоб Берроуз, доктор Джубал Харшоу, еще одна рыжая (или, скорее, рыжеватая блондинка) по имени Дити и еще одна симпатичная девушка, которая вполне могла быть ее сестрой-близнецом, по имени Элизабет – все звали ее Либби. Посмотрев на последних двух, я прошептал, обращаясь к Хейзел:
– Очередные потомки Лазаруса? Или твои?
– Не думаю – в смысле сомневаюсь насчет Лазаруса. И точно знаю, что не мои: я не настолько неосторожна. Одна – из другой вселенной, а вторая – на тысячу с лишним лет старше меня. Можешь винить в этом Гильгамеша. Кстати… заметил за ужином рыжую девочку, которая плескалась в фонтане?
– Да. Симпатичная малышка.
– Она… – Мы вдевятером начали загружаться в четырехместный космолет. – Потом расскажу, – сказала Хейзел и забралась внутрь. Я последовал за ней, но маленький великан крепко взял меня за руку и остановил, будучи тяжелее меня килограммов на сорок.
– Мы еще не знакомы. Зеб Картер.
– Ричард Эймс Кэмпбелл. Рад познакомиться.
– А это моя мама, Хильда Мэй. – Он показал на фарфоровую куколку, которая тут же заговорила, не дав мне времени осознать неправдоподобность сказанного им:
– Ричард, я мачеха его жены, его жена на полставки и иногда госпожа. Зебби порой бывает рассеянным, но он очень мил. А ты принадлежишь Хейзел и поэтому держишь ключи от города. – Она положила ладони мне на плечи, приподнялась на цыпочки и одарила меня быстрым, но теплым и не слишком сухим поцелуем, что ввергло меня в задумчивость. – Если чего-то захочешь, просто спроси. Зебби все сделает.
Похоже, эта семья (или часть большого Семейства Лонга, в составе которой я еще не разобрался до конца) состояла из пятерых человек: Зеба, его жены Дити – той самой рыжеватой блондинки, – ее отца Джейка Берроуза, жены Берроуза Хильды, которая при этом не была матерью Дити, и, наконец, Гэй.
– И Гэй, конечно же, – сказал Зеб. – Ты знаешь, о ком я.
– Кто это – Гэй? – спросил я.
– Не я. Разве что в качестве хобби
[80]. Гэй – наша машина.
– Гэй – это я, – послышалось знойное контральто. – Привет, Ричард. Ты уже побывал во мне, но вряд ли помнишь об этом.
Я решил, что у поля Леты есть серьезные побочные эффекты. Если я бывал в женщине (как выразилась она, не я) с таким соблазнительным голосом, но не помнил об этом… пора было отдаться на милость суда – я вышел в расход.
– Прошу прощения, но я ее не вижу. Даму по имени Гэй.
– Не даму, а старую развалину.
– Зебби, ты об этом пожалеешь. Он хочет сказать, что я не женщина, Ричард. Я – машина, в которую ты собираешься залезть и в которой уже бывал. Но ты был ранен и болен, и я не обижаюсь на то, что ты меня не помнишь…
