Я подумал: как ужасно, должно быть, видеть Сад и ждать осуждения на смерть.
Наоми наблюдала за Садом. Ее золотые волосы были собраны в витую прическу, на которую могли уйти часы. Она позаботилась об одежде и косметике. Татуированная бабочка исчезла. Наоми казалась собранной, но внутри скрывался страх. Когда ее адвокат-лунянин что-то нашептывал, она отвечала коротко. Она должна была знать, что, если поднимет крик, ее накачают транквилизаторами.
Виновна ли она? По отношению к Наоми мои суждения никогда не бывали бесстрастными.
Крис Пенцлер не сомневался в ее виновности. Давая показания, он следил за глазами Наоми.
— Я принимал ванну. Встал и потянулся за полотенцем. Я увидел за окном кого-то, мужчину или женщину. Потом была красная вспышка. Меня ударило в грудь, отбросило в воду, и я потерял сознание.
Обвинение представляла бледная блондинка более семи футов ростом, но массой не больше меня. Ее треугольное личико, очень милое, совершенно безупречное, не имело и следа человеческих слабостей. Она спросила:
— Какого цвета был скафандр? Были ли на нем пометки?
Пенцлер покачал головой:
— У меня не было времени разглядеть.
— Но вы видели только одного человека.
— Да, — сказал он и посмотрел на Наоми.
— Мог это быть кто-то местный? Мы обычно повыше и потоньше.
В отличие от прочих, Крис не рассмеялся.
— Не знаю. Это длилось меньше секунды, а потом… меня словно ударило красным горячим копьем.
— А какое было расстояние?
— Триста-четыреста метров. Мне трудно оценивать здесь расстояния.
— Были ли у Наоми Митчисон какие-либо причины ненавидеть вас?
— Я задавался этим вопросом. — Крис поколебался, потом добавил: — Четыре года назад миссис Митчисон подавала заявку на эмиграцию в Пояс. Ее заявка была отклонена. — Он снова помедлил. — Мною.
Изумление и гнев Наоми были очевидны.
— Почему? — спросило обвинение.
— Я был знаком с ней. Она не имела квалификации. Среда обитания Пояса убивает беспечных людей. Она представляла бы опасность для себя и для всех окружающих. — Уши и шея Пенцлера стали совершенно красными.
Обвинение с ним закончило. Адвокат Наоми провел короткий перекрестный допрос.
— Вы сказали, что были знакомы с миссис Митчисон. Насколько хорошо?
— Я познакомился с Наоми и Итчем Митчисонами пять лет назад, когда был на Земле. Мы посетили вместе несколько приемов. Итч хотел узнать, как приобрести акции рудников, и я дал ему разъяснения.
Наоми беззвучно шевелила губами. Я прочел слова: «Лжец, лжец».
— Вы считаете, что увидели покушавшегося снаружи, на поверхности Луны. Могли ли вы ошибиться или не заметить там других людей?
Крис рассмеялся:
— Я увидел человеческую фигуру, блестевшую во тьме. На Луне была ночь! В тени могла прятаться целая армия. Кстати, мне мог просто привидеться некий образ среди отблесков. Я видел что-то долю секунды, потом — бах!
Обвинение отпустило Криса и вызвало незнакомого мне лунного копа. Тот засвидетельствовал, что из оружейной комнаты действительно пропал коммуникационный лазер. Защита попыталась заставить его признать, что дверь могут открыть только полицейские. Но коп заявил, что дверь открывается по образам голоса и сетчатки глаза и что ею управляет компьютер Хоувстрейдт-Сити, тот же, что контролирует все двери и замки в городе, не говоря уже о системах снабжения водой и воздухом.
Тогда обвинение потребовало зачитать документы Наоми, высланные с Земли. Я вспомнил: Наоми работала программистом.
Эльфоподобная женщина повернулась с плавной грацией:
— Вызываем Джилберта Гамильтона.
Я сознавал, что двигаюсь к креслу для свидетелей с неуклюжестью плоскоземельца, хватаясь за воздух и едва не падая при каждом шаге.
— Ваше имя и занятие?
— Джилберт Гильгамеш Гамильтон. Я сотрудник АРМ.
— На Луне вы находитесь в этом качестве?
— Это не мой обычный участок патрулирования, — сказал я и услышал приглушенные смешки. — Я участвую в Конференции по ревизии лунного законодательства.
Ей не было нужды углубляться в данную тему. Судья и трое присяжных все были лунянами; они наверняка следили за Конференцией по ящику. Женщина перебрала вместе со мной все подробности ночи четверга: полуночный звонок, сцена в комнате Пенцлера, путь в проекционную комнату. Потом она спросила:
— Вас называют Рукой?
— Да.
— Почему?
— У меня есть воображаемая рука. — Я принужденно улыбнулся в ответ на изумленные взгляды. — Это комбинация психических сил. В те годы, когда я занимался разработками астероидов, я потерял правую руку. Ее в конце концов заменили…
— Каким образом?
— Это трансплантат. Не имею представления, кому она принадлежала. Ее взяли из торговых запасов разоблаченного органлеггера.
— Продолжайте, пожалуйста.
— В то время, когда у меня оставалась только культя, я обнаружил, что использую своего рода призрачную руку. Лучше всего она действует при малой гравитации. У меня появились две научно признанные психические возможности: экстрасенсорика и телекинез, но они ограничены моим воображением. Я не могу достать дальше протяженности реальной руки.
— Вернемся к проекционной комнате, — сказала она. — Провели ли вы поиск среди ландшафта в попытке найти какого-либо ранее не замеченного преступника?
— Да, я искал следы преступника или брошенное им оружие.
— И каким образом вы вели поиск?
— Я провел воображаемыми пальцами по проецируемому ландшафту. — Среди публики послышалось приглушенное хихиканье, но я этого ожидал. — Я искал в тенях, в лужах пыли, во всех потенциальных укрытиях, достаточно больших, чтобы вместить коммуникационный лазер.
— Или человеческое существо? Нашли бы вы человеческое существо? Или вы были, так сказать, настроены только на форму и коммуникационного лазера и ощущения от него?
— Человеческое существо я бы нашел.
Она передала меня защите.
Артемус Бун имел рост больше семи футов, резкие черты лица, окладистую черную бороду и густые черные волосы. На мой взгляд, он выглядел как бродячий упырь, но я был предвзят. Лунным присяжным он вполне мог казаться удлинившимся Эйбом Линкольном.
— Вы прибыли на Конференцию по ревизии лунного законодательства. Когда она началась?
— Вчера.
— И много наших законов вы уже ревизовали? — Он явно решил, что я свидетель обвинения.
— У нас не было времени пересмотреть хоть один, — сказал я.
