Трусдейл позвонил домой. За четыре месяца там набралось множество сообщений. Он назвал фирму «Баррет, Хаббард и Ву» и дождался, когда аппарат все проверит.
Сообщение нашлось. Трусдейл прослушал его. Там говорилось именно то, чего он и ожидал.
Тогда он позвонил в Ассоциацию частных предпринимателей.
Да, «Баррет, Хаббарт и Ву» были здесь зарегистрированы. Вполне уважаемая фирма, специализирующаяся на акционерном праве. Элрой попросил номер их телефона.
Баррет оказалась женщиной средних лет в деловом костюме. Она держалась деловито и решительно, наотрез отказываясь что-либо ему сообщить, даже после того как он назвал свое имя.
— Я только хочу узнать, уверена ли ваша фирма в его платежеспособности, — сказал он ей. — Этот Вандервеккен обещал выплачивать мне пятьсот марок ежеквартально. Если он срежет выплаты, то зарежет меня без ножа, понимаете? Независимо от того, соблюдал я условия соглашения или нет.
— Вы не правы, мистер Трусдейл, — строго ответила она. — Мистер Вандервеккен выплачивает вам ренту. Если вы нарушите условия соглашения, рента переходит… Позвольте, я сверюсь с документом… Переходит в Фонд социальной реабилитации преступников до конца вашей жизни.
— А условия заключаются в том, что я не буду выяснять, кто такой мистер Вандервеккен.
— В общем и целом — да. Подробней об этом сказано в сообщении, которое…
— Я получил его.
Он выключил связь. И задумался. Две тысячи в год, до самой смерти. И это не розыгрыш. Вряд ли такой суммы хватит на жизнь, но она станет хорошей прибавкой к заработку. Он уже придумал с полдюжины способов потратить первые выплаты. И еще он может найти себе другую работу…
Две тысячи в год. Это чрезмерный гонорар за четыре месяца работы. Почти любой. Что же он делал эти четыре месяца?
И как Вандервеккен узнал, что этого будет достаточно?
«Вероятно, я сам ему подсказал, — с горечью подумал Трусдейл. — Предал самого себя». Но по крайней мере, Вандервеккен не соврал. Пятьсот марок каждые три месяца могут привнести частицу роскоши в его жизнь… И он будет теряться в догадках до конца своих дней. Но не пойдет в полицию.
Никогда в жизни он не испытывал таких противоречивых эмоций.
Он решил проверить остальные сообщения, сохраненные в телефоне.
— Но вы все-таки пришли, — сказал лейтенант АРМ.
Это был мускулистый мужчина с квадратной челюстью и недоверчивым взглядом. Посмотрев ему в глаза, каждый засомневался бы в том, что говорит.
Трусдейл пожал плечами.
— Что заставило вас изменить решение?
— Опять деньги. Я начал проверять сообщения в телефоне. Оказалось, что со мной пыталась связаться еще одна юридическая фирма. Вам знакомо имя миссис Джейкоб Рендалл?
— Нет. Подождите минуту. Эстель Рендалл? Та, что была президентом Клуба струльдбругов до тех пор, пока…
— Она была моей прапрапрапрабабушкой.
— И умерла месяц назад. Примите мои соболезнования.
— Спасибо. Я… понимаете, я редко виделся с Несравненной Стеллой. Может быть, два раза в год — на день ее рождения и на именины или что-то вроде этого. Помню, однажды мы с ней обедали через несколько дней после того, как я потерял все свои деньги. Она была сумасшедшей, это точно. Она предложила возместить мне убытки, но я отказался.
— Из гордости? Зря. Это могло случиться с каждым. Ремесло Лоуренса Сент-Джона Макги старо как мир и отточено до совершенства.
— Я знаю.
— Она была старейшей женщиной в мире.
— Я знаю.
Президентом Клуба струльдбругов считался самый старший по возрасту член клуба. Это было просто почетное звание. Всеми делами занимался исполнительный директор.
— Ей было сто семьдесят три года, когда я родился, — продолжал Трусдейл. — Никто из нас уже не верил, что она когда-нибудь умрет. Полагаю, это звучит глупо?
— Нет. Многие ли доживают до двухсот десяти лет?
— Итак, я прослушал сообщение от «Беккет и Холлингсбрук» и узнал, что она умерла. И я унаследовал примерно полмиллиона марок из ее сказочного состояния. У нее достаточно всяких прапраправнуков, чтобы завоевать любую страну мира. Вероятно, вы видели приемы по случаю ее дня рождения.
— Разумеется. — Лейтенант АРМ посмотрел ему прямо в глаза. — Значит, теперь вы не нуждаетесь в деньгах Вандервеккена. Две тысячи в год — это для вас сущие пустяки.
— К тому же из-за этого ублюдка я пропустил ее день рождения.
Лейтенант откинулся на спинку стула:
— Вы рассказали очень странную историю. Никогда не слышал об амнезии, не оставляющей вообще никаких воспоминаний.
— Я тоже не слышал. Все выглядело так, будто я заснул и проснулся через четыре месяца.
— Но при этом вы не помните, как ложились спать.
— Именно так.
— Это мог быть парализующий пистолет… Что ж, мы можем погрузить вас в гипноз и посмотреть, что из этого получится. Думаю, у вас нет возражений? Вам нужно будет заполнить форму о добровольном согласии.
— Прекрасно.
— Вам… э-э… может не понравиться то, что мы узнаем.
— Понимаю.
Трусдейл уже подготовился к тому, что узнает что-то неприятное. Тот голос из сообщения был его собственным голосом. Что он боялся вспомнить о себе?
— Если вы совершили какое-то преступление за то время, о котором ничего не помните, вам придется понести наказание. Беспамятство не считается оправданием.
— Я готов рискнуть.
— Отлично.
— Вы считаете, что я все это придумал?
— У меня мелькнула такая мысль. Скоро мы все выясним.
— Хорошо, а теперь просыпайтесь, — потребовал чей-то голос.
И Трусдейл проснулся, как внезапно разбуженный человек, тут же забывший свои сны.
Голос принадлежал доктору Микаэлле Шортер, широкоплечей темнокожей женщине в деловом костюме.
— Как вы себя чувствуете? — спросила она.
— Прекрасно, — ответил Трусдейл. — Что-нибудь получилось?
— Это очень странно, — проговорил лейтенант АРМ. Он сидел в сторонке, и Трусдейл заметил его, только когда он вступил в разговор. — Вы не только не помните, что случилось за эти четыре месяца, но даже не ощущаете, что прошло какое-то время. Вы не спали.
Он взглянул на доктора:
— Вы не знаете, какие наркотики могли бы дать такой результат?
Она покачала головой.
— Доктор Шортер — наш судмедэксперт, — объяснил лейтенант Трусдейлу и продолжил, обращаясь уже к ней: — Похоже, придумали что-то новое. Это вполне может быть. Вы проводили компьютерный анализ?
