Миллер сглотнул слюну.
— Он умирал все это время?
— Ага.
— Считаете, у нас была возможность узнать об этом? Не вижу, в чем вы можете нас обвинить.
— Я тоже не вижу, — сказал я, направляясь к выходу.
Миллер стоял близко, и пришлось его отпихнуть. Мне стало стыдно. Этого человека невозможно было упрекнуть в неправоте. Пожелай Оуэн помощи, он получил бы ее.
Стоя снаружи, я смотрел на зазубренную голубую полосу неба между верхушками зданий. Показалось такси — я нажал кнопку вызова, и оно опустилось.
Я вернулся в штаб-квартиру АРМ. Не для работы — при таких обстоятельствах я не мог заниматься никакой работой, — а чтобы поговорить с Жюли.
Жюли была высокой девушкой лет под тридцать. Зеленые глаза, длинные волосы с рыжими и золотыми прядями. И две широкие коричневые отметины от хирургических щипцов над правым коленом; сейчас их не было видно. Через стекло с односторонней прозрачностью я смотрел, как она работает у себя в кабинете.
Она сидела в контурном кресле с закрытыми глазами и курила. Временами, когда концентрировалась, на лбу обозначались морщины. Временами она бросала взгляд на часы и снова закрывала глаза.
Я не прерывал ее. Я знал важность того, чем она занималась.
Жюли была некрасива. Глаза слишком широко расставлены, подбородок квадратный, рот широкий. Но это не имело значения. Жюли могла читать мысли.
Она была идеальной подружкой. Она была всем, что нужно мужчине. Год назад, на следующий день после того, как мне довелось в первый раз убить человека, я пребывал в ужасном расположении духа. Но Жюли каким-то образом обратила это настроение в маниакальное веселье. Мы как дикари метались в подконтрольном парке анархии
[5], накрутив в итоге огромный счет. Мы отшагали пять миль, никуда не направляясь, и в конце концов вернулись к скользящему тротуару в центре города. Мы были совершенно измочалены, слишком устали, чтобы думать… А две недели назад была теплая, нежная, спокойная ночь. Двое людей, счастливых в обществе друг друга, ничего более. Жюли была тем, в чем ты нуждался, всегда, везде.
Ее гарем мужчин был, наверно, самым большим в истории. Чтобы улавливать мысли сотрудника АРМ, Жюли должна была любить его. К счастью, в ее сердце хватало места для любви. Она не требовала верности. Добрая половина из нас имела семьи. Но любовь к каждому из мужчин была необходима Жюли, иначе она не могла защищать его.
Она защищала нас сейчас. Каждые пятнадцать минут Жюли входила в контакт с одним из агентов АРМ. Обычно на паранормальные способности полагаться нельзя, но Жюли — исключение. Попади мы в переделку, она всегда придет на помощь… если какой-нибудь идиот не помешает ей за работой.
Так что я ждал снаружи, с сигаретой в воображаемой руке.
Сигарета предназначалась для практики, чтобы поднапрячь мысленные мускулы. В своем роде моя «рука» обладала той же надежностью, что и контакт с сознаниями у Жюли, — возможно, как раз в силу ее физического отсутствия. Усомнись в своих паранормальных способностях — и они исчезнут. Четко осознаваемая третья рука куда более управляема, чем умение какого-нибудь колдуна двигать предметы силой мысли. Я знал, каково ощущать руку и что ею можно сделать.
Почему я так много времени проводил, поднимая сигареты? Потому что это самый большой вес, который я могу поднять без напряжения. Есть и другая причина… Этому меня научил Оуэн.
Без десяти три пополудни Жюли открыла глаза. Поднявшись из контурного кресла, подошла к двери.
— Привет, Джил, — сказала она. — Неприятности?
— Угу. Только что скончался мой друг. Я подумал, что тебе следует узнать об этом. — Я вручил ей чашку кофе.
Она кивнула. На сегодняшний вечер у нас планировалось свидание, и случившееся изменило бы его характер. Зная об этом, она слегка прощупала меня.
— Господи! — воскликнула она, отшатнувшись. — Как… как ужасно. Я страшно сожалею, Джил. Свидание отменяется?
— Если только ты не хочешь поучаствовать в поминальной попойке.
Она решительно покачала головой:
— Я его не знала. Кроме того, ты будешь барахтаться в собственных воспоминаниях, Джил. Тебя будет коробить сознание того, что я рядом и зондирую тебя. Вот если бы здесь был Гомер Чандрасекхар, другое дело.
— Мне хотелось бы, чтобы он был рядом. Он бы устроил попойку в собственном стиле. Может, даже позвал бы кого-нибудь из девушек Оуэна, будь они поблизости.
— Ты знаешь, что я чувствую, — сказала она.
— То же, что и я.
— Я хотела бы помочь тебе.
— Ты всегда приходишь на помощь. — Я глянул на часы. — Твой перерыв на кофе почти окончен.
— Надсмотрщик за рабами. — Жюли двумя пальцами ущипнула меня за ухо. — Окажи честь другу, — добавила она и вернулась в свою звуконепроницаемую комнату.
Она всегда приходит на помощь. Ей даже нет необходимости разговаривать. Одно лишь сознание того, что Жюли прочитала мои мысли, что кто-то меня понимает… этого достаточно.
Наедине с собой, ровно в три пополудни, я начал поминальную попойку.
Поминальная попойка — обычай новый, еще не связанный условностями. Нет установленной продолжительности. Не следует произносить каких-либо определенных тостов. Участники должны быть близкими друзьями покойного, но их число не определяется.
Я начал в «Луау», где струилась вода и все заливал холодный голубой свет. Снаружи было три тридцать дня, а внутри — вечер на Гавайях многовековой давности. Помещение уже наполовину заполнилось. Я выбрал угловой столик с достаточным простором вокруг и заказал грог. Он прибыл — холодный, коричневый, пьянящий, с соломинкой в конусе льда.
На тризне по Кубсу Форсайту в одну черную ночь на Церере четыре года назад нас было трое. Веселенькая компания — Оуэн, я и вдова нашего третьего члена экипажа. Гвен Форсайт винила нас в смерти мужа. Я только что вышел из больницы, с правой рукой, кончавшейся у плеча, и обвинял всех — и Кубса, и Оуэна, и себя, всех вместе. Даже Оуэн сделался угрюмым и замкнутым. Мы не могли бы подобрать менее подходящей троицы и ночи.
Но обычай призывал, и мы собрались. Тогда, как и сейчас, я углубился в собственную душу, в которой зияла рана, нанесенная гибелью напарника и друга. Обратился мыслями вспять.
Джилберт Гамильтон. Родился в семье плоскоземельцев в апреле 2093 года
[6] в Топике, штат Канзас. Родился с двумя руками и без всякого следа невероятных талантов.
