Лукас скандалил не только с Маршей; все в команде считали, что он стал раздражительным и заводится с полоборота. Однажды вечером Лукас особенно разозлился из-за фразы Данэма о том, что в нынешнем монтаже судьба Вейдера неясна. «Мы просто оставляем его там [на Звезде Смерти] и больше не видим, – сказал Данэм Лукасу. – Он взорвался в Звезде Смерти? Или Люк забрал его с собой? Или случилось что-то еще?» Казанян тоже забеспокоился – а поймут ли зрители, что Вейдер правда погиб? «Джордж очень вспылил, – вспоминал Данэм. – С ним редко такое бывает, и это значит, что его явно задели за живое. Я сказал: “Ладно, прости, что спросил”»
[1125]. Но Лукас понимал, что Данэм и Казанян правы; Марка Хэмилла и вспомогательную съемочную группу призвали на ранчо Скайуокер, чтобы отснять новую сцену, в которой Люк зажигает погребальный костер Вейдера.
Позже, вспоминая то время, Лукас говорил, что вел себя очень раздражительно и угрюмо. «Я пытался завершить фильм и одновременно переживал развод, – сказал он. – Старался сдержать эмоции и все же доделать этот фильм, но было очень-очень сложно. Мне едва хватало сил даже на то, чтобы встать с постели и выйти на работу. Я тонул в депрессии»
[1126]. Однажды в конце ноября 1982-го, в день, который сотрудники ILM позже назвали «черной пятницей», Лукас частично отправил на переделку и частично совсем не принял почти сто кадров со спецэффектами. «Весь материал просто отправился в мусор, – жаловался Кен Ралстон, – нам даже нельзя было использовать его для других кадров. Ужасно». Лукас просто закатил глаза: у него не было времени на плакс. «Когда они кричат, – отметил он, – сразу понятно, настоящий это крик или просто скулеж»
[1127].
Так что ILM нужно было поторопиться, чтобы завершить спецэффекты к февралю 1983-го – задача казалась почти невыполнимой. Марша, которая все еще монтировала фильм в «Спрокет» рядом с ними, была так обеспокоена судьбой сотрудников ILM, что вся в слезах отвела в сторону менеджера Тома Смита. «Ее тревожило, что мы не понимаем, насколько серьезны сроки, – вспоминал Смит, – из-за этого она не могла спать по ночам». Лукас в это не поверил. «Она расплакалась? Скорее всего это не имело отношения к фильму», – бросил он с пренебрежением
[1128].
ILM добавила дополнительные смены, так что производство шло почти без перерывов в течение суток, а Лукас приходил каждый день в 8:45, чтобы лично все проверить. Он просматривал материал в уютном кинозале – для него всегда оставляли место в центре во втором ряду, – говорил, что одобряет, а что нет, а затем бежал в «Спрокет», чтобы узнать, как Бен Бертт продвигается со звуком. Или же слонялся вокруг Данэма, пока тот вставлял кадры со спецэффектами. Надвигающийся дедлайн не давал возможности качественно доделать и спецэффекты, и монтаж; Лукас знал, что одобряет у ILM те спецэффекты, которые недотягивают до их обычного уровня, а в «Спрокет» скрежетал зубами от отчаяния из-за битвы в яме с сарлакком – в этом эпизоде было больше исправлений, чем в любой другой сцене. Лукаса особенно раздражал персонаж Бобы Фетта. «Не знаю, связано ли это с тем, как все сняли, но Боба недотягивал до стандартов Джорджа», – сказал Данэм. У Лукаса лопнуло терпение. Ради экономии времени и из-за общих проблем Бобу Фетта ждала одна из самых разочаровывающих кончин в истории кино.
«Бросьте его в яму», – вздохнул Лукас
[1129].
Работа над «Джедаем» продолжалась весь 1982 год. Скорее всего Марша ничуть не удивилась, узнав, что ее муж – несмотря на постоянные заявления о том, что теперь у него в приоритете семья, – начал еще один фильм, на этот раз бросившись в распахнутые объятия Индианы Джонса. После огромного успеха «В поисках утраченного ковчега» начались разговоры о неизбежном продолжении. Лукас решил сам написать синопсис под названием «Индиана Джонс и Храм погибели»; он завершил черновик на двадцати страницах к маю 1982 года, как раз к окончанию съемок «Джедая» в Лондоне.
Артефактами на этот раз стали священные камни Шанкары (Лукас позднее признал: «Я все никак не мог придумать другой макгаффин»), которые Инди должен был раздобыть в индийском храме, попутно освободив из рабства детей в близлежащей деревне. История вышла жутковатой, а юмор становился тем чернее, чем больше мрачнел Лукас по мере распада его брака. «Настроение у меня было неважное», – подтвердил сам Лукас
[1130]. Спилберг тоже страшно нервничал после недавнего происшествия на съемочной площадке «Сумеречной зоны»: погибли актер Вик Морроу и двое детей. Спилберг не заплатил штрафов и не попал под расследование, но были выдвинуты обвинения против нескольких участников его съемочной группы, в том числе против режиссера Джона Лэндиса
[1131]. Произошедшее потрясло обычно оптимистичного Спилберга, и он впал в депрессию. Их настрой спугнул сценариста Лоуренса Каздана, к которому Лукас обратился с просьбой переработать его заметки в сценарий. «Я не хотел иметь никаких дел с “Храмом”, – говорил Каздан позднее. – Мне он показался ужасным. Подлым. В нем нет ничего радостного. Думаю, потому, что у Джорджа и Стивена в этот период в жизни творился хаос. Вот почему кино получилось таким уродливым и гадким»
[1132].
Тогда Лукас передал свой синопсис Уилларду Хайку и Глории Кац, своим коллегам по «Американским граффити», и попросил писать быстро, чтобы поскорее передать сценарий сомневающемуся и постоянно занятому Спилбергу. «Боюсь, мы можем его потерять, – признался Лукас Хайкам, – так что, ребята, вам лучше работать побыстрее»
[1133]. Хайки, которые давно привыкли работать с синопсисами Лукаса, завершили первый черновик в августе и передали его Спилбергу. В нем было множество дружеских шуток – они продолжили традицию называть персонажей в честь домашних животных: Коротышке они дали имя в честь своей собаки. Хайки наполнили сценарий любовью к индийской культуре и таким фильмам, как «Ганга Дин», но сохранили мрачный и иногда даже жутковатый настрой, заданный Лукасом в синопсисе. Некоторые сотрудники «Лукасфильм» переживали, что кино выйдет слишком жестоким, – эти сомнения преследовали фильм вплоть до премьеры.
Хайк и Кац продолжили править сценарий в начале 1983 года и завершили его – теперь он назывался «Индиана Джонс и Храм судьбы» – 10 апреля, всего за две недели до начала съемок. Лукас, который пытался любыми способами отвлечься от премьеры «Джедая» в мае, присоединился к Спилбергу и команде «Храма судьбы» для натурных съемок в Шри-Ланке в конце апреля. Его вертолет приземлился рядом с рекой Канди, где участники съемочной группы построили длинный веревочный мост через ущелье. Шесть дней спустя Лукас вместе со вспомогательной операторской группой снял, как Индиана Джонс перерубает веревки моста мачете и отправляет нескольких злодеев прямо в реку. Лукас включил камеру, маленькие бомбы подорвали тросы моста, сам мост – разломившись надвое – обрушился, и две части полетели вниз мимо противоположных стен ущелья, а четырнадцать манекенов устремились на дно, размахивая механическими руками. Лукас был в восторге. Он пробыл в Шри-Ланке еще несколько дней, ввязываясь в бои на водяных пистолетах со Спилбергом и наблюдая, как между Спилбергом и Кейт Кэпшоу, исполнительницей главной женской роли, пробежала романтическая искра. Но всем казалось, что Лукас выглядит усталым. Позже в том же месяце Лукас давал большое интервью «Роллинг Стоун», и журналист отметил, что он кажется «очень мрачным, несчастным, явно печальным»
[1134]. Кен Ралстон из ILM считал, что Лукас казался «полностью перегоревшим»
[1135].
