Ситуация усложнялась тем, что Лукас по-прежнему работал на полную ставку у Верны Филдс. Он сортировал и монтировал съемочный материал «Путешествия к Тихому океану» днем, а ночью занимался своим собственным фильмом. Темп был изнурительный; Филдс часто ловила Лукаса на том, что он засыпал за «Мовиолой», склонив голову, пока пленка медленно сворачивалась на полу. Ночью у него часто не было сил нести кинокамеру, потому он обхватывал ее руками и прижимал к себе, а не взваливал на плечо. По большей части он оставлял работу с камерой Циммерману, предпочитая руководить съемками со стороны. В любом случае трехдневные съемки считались легкой частью; настоящую работу над фильмом Лукас собирался проделать в монтажной комнате: добавить спецэффекты, накладки и необычную агрессивную звуковую дорожку. По завершении съемок измотанный Лукас привез коробки с пленкой домой к Филдс, где планировал смонтировать фильм за следующие десять недель, работая на ее аппаратуре по ночам.
Сразу после съемок «THX», хотя впереди были еще недели монтажа, Лукас обратился к своему следующему проекту, шестиминутному фильму «Каждый жил в городе Претти Хау», вдохновленному одноименным стихотворением Э. Э. Каммингса. Первый раз у Лукаса появилась возможность использовать полноцветный тридцатипятимиллиметровый «Синемаскоп», однако далось это непросто. «В рамках проекта нам даже не разрешили снимать в цвете, – рассказывал Лукас. – Он был рассчитан на пять недель, и нам сказали, что снять фильм в цвете за пять недель невозможно, потому что целая неделя уйдет только на проявку». Но Лукас решил все равно сделать по-своему и вновь работал с Полом Голдингом, соавтором по «Херби», и большой съемочной группой, в которую входили и несколько актеров с костюмами и реквизитом. С бюджетом всего 40 долларов Лукас снял фильм за двенадцать дней – на девять больше, чем потребовалось для «THX», – и закончил работу к сроку. «Мы были среди немногих, кто справился», – сказал позже Лукас, однако признал, что его команда получила-таки выговор от преподавателя Дугласа Кокса за съемки в цвете
[266].
Лукас продолжал монтировать «THX» поздними вечерами, уделяя особое внимание озвучанию фильма. С Уолтером Мерчем, который считал звукомонтаж «опьяняющим», он часто говорил о важности озвучки, и они оба знали, что правильная звуковая дорожка может превратить фильм в переживание
[267]. Они убедились в этом на своем опыте в USC, где кинозал располагался таким образом, что звук оттуда несся по коридору и вырывался во внутренний дворик: «Когда шел по-настоящему интересный с точки зрения звука фильм, все отделение бегом неслось посмотреть, что же там показывают», – вспоминал Лукас
[268]. Он всегда хотел, чтобы звук в его фильмах был как можно более чистым и чарующим – и за это умело боролся всю свою карьеру: не только выбрал деятельного дирижера Джона Уильямса для написания музыки к своим фильмам, но и успешно вводил звуковые системы для кинотеатров с лучшими колонками и акустикой.
Пока Лукас горбился за «Мовиолой» в монтажной Филдс, отбирая кадры для фильма про Линдона Джонсона днем, а затем наматывая и разматывая катушку с «THX 1138 4EB» всю ночь, он начал понимать, что разговаривать с Маршей становится все легче и легче. Их будничная болтовня все еще по большей части касалась фильмов. Лукасу нравилось, что она говорит о кинематографе с той же страстью и с тем же уважением к технической стороне дела, что и он. Те немногие женщины, с которыми Лукас встречался в университете, по большей части интересовались, как он это описывал, «кучей глупостей»
[269]. А тут он встретил девушку, готовую говорить о сюжетах и кинотехнике и разделявшую его презрение к голливудской системе, несмотря на то что именно через систему она пыталась прорваться наверх. Она была умная, с ней легко было говорить, так что Лукас наконец набрался смелости и пригласил ее на свидание – если можно так выразиться.
«Это сложно было назвать свиданием, – рассказывал Лукас об их совместном походе в Американский институт киноискусства (AFI) в Беверли-Хиллз на показ фильма общего друга. – Но тогда мы впервые оказались наедине». Затем последовали беседы друг у друга в гостях, затем еще фильмы, и внезапно, даже не осознав это полностью, они начали встречаться. «Мы с Маршей правда хорошо ладили», – без обиняков признавался Лукас. Маршу же привлекали его пыл и энергия, к тому же она считала его на удивление «милым, смешным и дурашливым»
[270].
Они казались странной парой. Лукас – серьезный и задумчивый, а Марша, по словам его однокурсника Ричарда Уолтера, «очень яркая и живая. Самая очаровательная женщина из всех, кого вы могли повстречать»
[271]. Милиус, который никогда не стеснялся в выражениях, считал, что Лукас оказался явно не в своей лиге. «Мы все удивлялись, как же малыш Лукас заполучил такую красивую девчонку», – фыркал Милиус, хотя думал, что знает ответ: Марша была такой же умной и одержимой кино. И, как он ехидно добавил, «она монтировала фильмы лучше его»
[272]. Голдинг считал, что они здорово смотрелись вместе. «Оба такие маленькие», – прозаично заметил он
[273].
Следующим студенческим проектом Лукаса стал амбициозный черно-белый документальный фильм о лос-анджелесском радиоведущем Бобе Хадсоне, говорливом диджее, который называл себя «Императором». Лукас провел значительную часть юности за рулем, занимаясь круизингом в Модесто и слушая болтовню диджеев, и поэтому уже некоторое время хотел снять документалку о каком-нибудь радиоведущем. «У людей возникают особые отношения с радиоведущими, – объяснял Лукас. – Они думают, будто те говорят только с ними, и создают особую атмосферу вокруг них. Люди очень привязываются к ним, хотя на деле они, конечно, совсем не близки»
[274]. Изначально он хотел снять фильм о таинственном Вульфмане Джеке, который в 1967 году сжигал американские радиоволны на 250-киловаттной радиостанции XERB из Тихуаны. «Но я не знал, где его искать», – сказал Лукас
[275]. Так что Хадсон оказался счастливой случайностью. «[Джордж и я] тогда слушали передачи Императора Хадсона, – рассказывал Пол Голдинг, – и однажды пытались дозвониться друг до друга, потому что слушали очередной выпуск и одновременно поняли, что должны снять фильм об этом парне»
[276].
