Процесс буксовал, Лукас мрачнел, но Марша оставалась бодрой, поддерживала его и терпеливо приносила ему ужин к телевизору каждый вечер: либо что-то из полуфабрикатов, либо сэндвичи с тунцом с обрезанными корками, как делала его мать. Марша не всегда точно понимала, что происходит в множащихся черновиках, но она воодушевляла Джорджа продолжать работу и держаться своего видения фильма. «Джордж знает, кто его зрители», – объясняла она. Тем не менее, если сценарий становился скучным или слишком запутанным, она не боялась открыто говорить об этом. «Я правда жестока, – признала она, – но я говорю только то, что он сам уже знает»
[658]. Джордж кривил губы, но принимал ее предложения всерьез. Как Марша не раз доказывала, когда дело касалось сюжета, инстинкт ее не обманывал.
Лукас хотел слышать мнения друзей, которым он доверял, в том числе Милиуса, Хайков и Копполы. Он искренне интересовался их комментариями, мог улететь в Лос-Анджелес только с дезодорантом и сменой белья, чтобы провести ночь у Хайков за обсуждением написанного. «Джордж брал свои заметки и отправлялся по всем друзьям, – вспоминал Хайк. – Затем улетал домой и снова переписывал [“Звездные войны”]». Большинство из них по-прежнему считали сценарий малопонятным; однако Коппола почти не предлагал правок. «Я думаю, сценарий потрясающий», – убеждал он Лукаса
[659].
Кстати, Лукас и Коппола оттаяли друг к другу; в интервью, вышедшем в «Филм Куотерли» той весной, Лукас описал их отношения как искренне теплые, почти братские. «Мы более или менее работаем вместе как соавторы… Перекидываемся идеями, ведь мы диаметральные противоположности. Я больше сосредоточен на графике-кинематографичности-монтаже, а он на сценарии и актерской игре. Так что мы дополняем друг друга и доверяем друг другу, – рассказывал Лукас. – Половину времени он говорит, что я несу бред, а другую половину я говорю ему, что он несет бред. Но это совсем не так, как если бы вам диктовал продюсер. Например, Фрэнсис говорит: “Вырежь эту сцену, она совсем сюда не ложится”. А я отвечаю: “Ты что, сбрендил? Это же моя любимая сцена!” А он: “Ладно, мне-то что? Ты ведь все равно идиот”. Вообще он называет меня вонючим парнишкой. Он говорит: “Ты вонючка, делай что хочешь”. А я отвечаю ему тем же. И никто не обижается. Мы отлично коммуницируем – всегда должен быть тот, на ком можно проверить свои идеи и получить совет, который ценишь»
[660].
Был еще один друг, к чьему мнению Лукас прислушивался, – Стивен Спилберг, чье общество нравилось ему все больше и больше. Летом 1974 года Спилберг работал над «Челюстями» для «Юниверсал». Гигантскую механическую акулу для фильма строили в ангаре в Норт-Голливуде. Однажды Спилберг привел Лукаса, Милиуса и Скорсезе на склад, чтобы посмотреть наполовину законченную акулу, которая все еще опиралась на распорки и висела на тросах. Она была огромная, невероятно огромная, и Милиус даже решил, что «с ней перестарались». Лукас посмотрел на сценарные раскадровки, на которые ориентировались художники, и почувствовал легкую зависть. «Если ты перенесешь хотя бы половину из этого на экран, – сказал он Спилбергу, – у тебя получится величайший хит за всю историю» (он оказался прав: вскоре после выхода в прокат в 1975-м «Челюсти» действительно стали самым прибыльным фильмом в истории – по крайней мере пока Лукас не обошел их «Звездными войнами» два года спустя). Помешанный на технологиях Лукас взобрался вверх по лестнице и свесился в открытую пасть акулы, чтобы посмотреть, как она работает. Тут шутник Спилберг схватил пульт управления и медленно закрыл челюсти… а потом не смог открыть их. В конце концов Лукасу удалось выбраться, и четверо кинематографистов со всех ног бросились бежать, уверенные, что сломали ценный реквизит «Юниверсал»
[661].
К августу 1974-го прошел почти год с подписания предварительного соглашения с «Фокс» по «Звездным войнам», а у Лукаса все еще не было официального договора. Хотя он сдал первый черновик сценария поздно – и вот-вот мог пропустить сентябрьский дедлайн второго черновика, – не это было причиной промедления «Фокс». Руководители студии все еще сомневались по поводу бюджета – во сколько обойдутся спецэффекты и сколько декораций придется строить? – и потому умышленно тянули с принятием решения. «Мать твою как долго», – прямо заявил юрист Том Поллок. «Я ужасно злился», – вспоминал Лукас
[662].
Однако он почувствовал, что есть возможность извлечь выгоду из незаконченной сделки, и 23 августа попросил Поллока отправить в «Фокс» письмо с просьбой, которая затем превратилась в два важнейших пункта в договоре. «Я очень четко сказал: “Мне не нужно больше денег”, – рассказывал Лукас позднее. – [Я сказал: ] “О финансах речь не идет. Но мне нужны права на следующие части”»
[663]. Друзья, например Хайки, поражались упертости Лукаса – но это всего лишь значило, что они не разделяли или просто не понимали его видение фильма. «Он обычно говорил: “Они не дают мне контроль, не дают прав на продолжение”, – вспоминал Уиллард Хайк. – Я молчал, а потом говорил: “Джордж, тебе повезло, ты получил 10 миллионов на этот фильм. Давай сделаем хотя бы первую часть”»
[664].
Пока тянулись переговоры с «Фокс», явился Коппола с предложением, от которого Лукасу очень сложно было отказаться. Коппола целый год пытался найти финансирование для «Апокалипсиса сегодня», но наконец решил снимать фильм на свои деньги и хотел, чтобы Лукас срежиссировал его. Коппола представлял это себе как соавторство двух самых востребованных кинематографистов Голливуда. «Я готов был согласиться на любые условия Джорджа Лукаса, если бы он взялся за эту картину», – сказал Коппола в интервью, но Лукас не хотел вновь работать в паре с Копполой, по крайней мере пока
[665]. Лукас занимался «Апокалипсисом сегодня» с перерывами более четырех лет: перерабатывал сценарий вместе с Джоном Милиусом, презентовал его перед студийными боссами с их стеклянными глазами, отправил Керца подыскивать локации… Но теперь он вдруг осознал, что «Звездные войны» интересуют его куда больше. «Передо мной лежал этот непомерно разросшийся черновик, – рассказывал он. – И я… вроде как влюбился в него»
[666]. Лукас отказался от предложения; возможно, он надеялся, что Коппола предоставит ему возможность снять этот фильм позднее, но шанс был упущен. Коппола сам занял режиссерское кресло и провел два кошмарных года на Филиппинах. Снимать «Апокалипсис» было невероятно тяжело.
У Лукаса были и другие причины для отказа; в первую очередь он считал, что зрителям не нужен еще один «злой и социально острый фильм». Уотергейт и Вьетнам по-прежнему оставались главными темами вечерних выпусков новостей и первых полос газет, так что в мире и без того хватало агрессии. «Я подумал: “Все мы и так знаем, в какую дрянь превратили этот мир”, – рассказывал Лукас. – И почти каждый фильм, вышедший за последние десять лет, показал, какие мы ужасные, как мы разрушили мир, какие мы кретины и как все кругом прогнило. И я понял: нам нужно что-то более позитивное»
[667].
