Лукаса это захватывало и вдохновляло. «Для меня дядюшка Скрудж… это идеальное воплощение американского духа, – замечал он позднее. – Просто удивительно: в нем сконцентрирована самая суть Америки»
[79]. Уроки, преподанные Скруджем, в определенной степени повлияли на то, каким художником и бизнесменом Лукас стал: цельным и мотивированным, твердо верящим в свое собственное видение и непреклонно следующим ему и в то же время хранящим долю ностальгии по лучшим временам, которых могло и не быть. Годы спустя, когда Лукас только начинал сколачивать состояние, которое могло бы посоперничать с богатством самого Скруджа, одним из первых экспонатов его художественной коллекции стал оригинал страницы комикса Карла Баркса «Дядя Скрудж» – скромная дань почтения своему рисованному предшественнику.
Кроме Карла Баркса, Лукас обожал еще одного художника, который точно так же «рассказывал историю через иллюстрации», хоть и в немного другом формате. Лукас при первой возможности разыскивал новые номера журнала «Сатердей Ивнинг пост», только чтобы рассмотреть великолепно нарисованные фотореалистичные обложки иллюстратора Нормана Роквелла. Работы Роквелла для «Пост» были намеренно сентиментальными: на них мальчики и девочки радостно купались, катались на коньках, убирали листья, играли в мяч, лазали по деревьям, праздновали Рождество или День независимости. Даже если эти дети проказничали, их редко наказывали: вместо этого родители и другие взрослые глядели на них с добротой и пониманием. Лукас получал удовольствие от деталей на работах Роквелла: будто целый комикс умещался в одну картинку; попытки расплести целый сюжет истории, которую рассказывал Роквелл, превратились для Лукаса в своеобразную игру. «Каждая иллюстрация [показывает] либо середину, либо конец истории, и можно представить начало, даже если его там нет, – объяснял Лукас. – Можно вообразить все недостающие части… потому что одна картина рассказывает все, что нужно знать»
[80].
Роквелл, как говорил Лукас, улавливал, «о чем размышляла Америка, какими были идеалы [американцев] и что таилось в их сердцах»
[81]. Не важно, что Лукас никогда не купался в глубокой речке, не видел блестящего белого снега на Рождество и едва ли умел играть в бейсбол; картины Роквелла показывали Жизнь, Какой Она Должна Быть. Лукас никогда не ностальгировал по детству, но становился очень сентиментальным, представляя по иллюстрациям Роквелла детство, которое могло бы быть у него. Десятилетия спустя Лукас начал коллекционировать картины Нормана Роквелла как нечто редкое и ценное – искусство, которое ему действительно близко.
В мае 1954 года Джорджу Лукасу-младшему исполнилось десять, и в то лето в доме появилось новое устройство, навсегда изменившее его жизнь, – телевизор.
Первые десять лет жизни Джордж, как и миллионы американцев в те времена, часто сидя прямо на полу, завороженно слушал радиоспектакли со сложными и очень жизненными звуковыми эффектами. «Радио всегда меня восхищало, – говорил Лукас позднее. – Я любил слушать и представлять, как бы все это выглядело вживую»
[82]. Ему особенно нравились захватывающие триллеры вроде «Святая святых» и «Свистуна», а также приключения в духе «Одинокого рейнджера». «Радио сыграло значительную роль в моей жизни», – говорил он. Но все же с телевизором оно сравниться не могло
[83].
Вообще-то у Джона Пламмера телевизор появился раньше. В 1949 году отец Пламмера принес домой телевизионный приемник «Чэмпион» и поставил его в гараже, а потом построил маленькие трибуны, чтобы соседи могли собираться вместе и смотреть бокс. Отец Джорджа заинтересовался, но сомневался; он решил подождать несколько лет, чтобы технология усовершенствовалась, прежде чем вкладываться в такое дорогое устройство. И хотя Джордж-младший смотрел телевизор в доме Пламмеров столько, сколько хотел, ему пришлось ждать еще пять лет, пока у него появился свой.
Однако когда телевизор купили, он не знал, что с ним делать. Проблема, как вспоминал Лукас, заключалась в том, что «смотреть там было почти нечего»
[84]. Тем не менее «Модесто Би» каждый день послушно публиковала расписание телепередач, которые показывали на каналах вроде KJEO из Фресно и KOVR из Сакраменто – у обеих был слишком слабый сигнал, чтобы смотреть их в Модесто без помех. Потребовалось терпение и немного ловкости, чтобы настроить несколько каналов с сигналами посильнее: в основном KRON из Сан-Франциско и KTVU из Стоктона; но как только Лукас настроил их, он уже больше не хотел никуда переключаться. Вообще.
Как и следующие поколения детей, Лукас по субботам вставал рано, чтобы посмотреть мультфильмы, и садился прямо перед телевизором, скрестив ноги, вместе со своей кошкой Динки
[85]. Телевизор работал целыми днями, крутил викторины и прогноз погоды, бейсбольные матчи и комедии; Джордж-старший аккуратно установил его на вертящуюся тумбочку, чтобы поворачивать экраном к столовой и смотреть за ужином. По вечерам включали более серьезные передачи вроде детективов про Перри Мейсона или вестерна «Есть оружие – будут путешествия», которые Лукас никогда не пропускал
[86].
С особенной теплотой Лукас вспоминал передачи, которые показывали тридцатиминутными отрезками под вечер – это время телеканалы заполняли выпусками старых киносериалов
[87]. Показывали вестерны и приключения в джунглях, копов и конных канадских полицейских, шпионов и космооперы – и все это получасовыми эпизодами, специально созданными для показа по телевизору. Они всегда заканчивались клиффхэнгерами
[88] – это гарантировало возвращение зрителя к экрану следующим вечером. «Киносериалы были особым событием, – сказал Лукас. – Мне особенно нравилось смотреть Флэша Гордона».
