В популярных СМИ теория под названием “дело Немезиды” вызвала почти столько же шума, сколько сама астероидная гипотеза56. (Некий репортер писал, что в этой истории есть все, кроме секса и королевской семьи.) Журнал Time опубликовал на эту тему статью, разместив иллюстрацию из нее на обложке номера; а вскоре последовала другая неодобрительная редакционная статья в газете New York Times70 (редколлегия высмеяла выражение “таинственная звезда смерти”). И на сей раз тон был выбран верный. Хотя группа из Беркли провела следующий год, разглядывая небо в поисках Немезиды, никакого проблеска “звезды смерти” не обнаружилось. Но что важнее, при более тщательном анализе сами доказательства периодичности начали разваливаться. “Если в чем-то и достигнуто согласие, так это в том, что то, что мы видели, было статистическим совпадением”, – сказал мне Дэвид Рауп.
Тем временем поиски иридия и других признаков столкновений с внеземными объектами шли на спад. Как и многие другие, Луис Альварес ввязался в эти поиски. Когда научное сотрудничество с китайцами было делом почти неслыханным, ему удалось заполучить образцы пород из Южного Китая, с пограничного слоя между пермью и триасом.
Вымирание конца пермского периода – пермо-триасовое – было самым массовым из Большой пятерки: оно чуть не привело к полному исчезновению многоклеточной жизни вообще. Луис с большим волнением обнаружил слой глины, располагающийся между пластами пород в образцах из Южного Китая, – как в Губбио. “Мы были уверены, что там будет много иридия”, – вспоминал он позднее71. Однако китайская глина с химической точки зрения оказалась ничуть не примечательной: иридия в ней содержалось ничтожно мало, и его даже невозможно было измерить. Концентрации иридия, превышающие нормальные, позже нашли в слоях конца ордовикского периода, в частности, в образцах пород из Добс-Линна. Однако никаких других характерных следов столкновения – таких как, скажем, шоковый кварц – в соответствующих пластах найдено не было, и поэтому ученые решили, что повышенный уровень иридия связан всего лишь с причудами процесса образования осадков.
Согласно принятой на сегодня теории, вымирание в конце ордовика было вызвано оледенением. Бóльшую часть периода преобладал так называемый парниковый климат – концентрация углекислого газа в воздухе была высокой, и такими же были температура и уровень моря. Однако как раз примерно в то же время, когда разразилась первая вспышка вымирания – та, которая нанесла серьезный ущерб граптолитам, – уровень CO2 снизился. Температура упала, и Гондвана оледенела. Доказательства ордовикского оледенения найдены на удаленных друг от друга остатках суперконтинента – территориях нынешних Саудовской Аравии с Иорданией и Бразилии. Резко снизился уровень моря, и многие морские местообитания были уничтожены, отчего пострадало множество морских организмов. Также изменился химический состав морской воды; в частности, холодная вода содержит больше кислорода. Никто не знает, что именно убило граптолитов – изменение температуры или какое-то из целого ряда последствий. Залашевич описал мне это так: “В библиотеке лежит мертвое тело, а полдюжины лакеев бродят вокруг с глупым видом”. Никто не знает, что вообще вызвало изменения. Согласно одной теории72, оледенение спровоцировали древние мхи, которые заселяли сушу и при этом поглощали углекислый газ из воздуха. Если это так, то первое массовое вымирание животных было вызвано растениями.
Вымирание конца пермского периода, вероятно, также было вызвано климатическими изменениями. Однако в этом случае изменения шли в противоположном направлении. Как раз во время вымирания, 252 миллиона лет назад, произошел выброс в атмосферу огромного количества углерода – настолько массовый выброс, что геологи даже не представляют, откуда могло взяться столько углерода. Температура подскочила73 – моря нагрелись на целых 10 °C, – и в химии океана все пошло наперекосяк, как в аквариуме, за которым никто не следит. Вода закислилась, а концентрация растворенного кислорода упала настолько, что многие организмы, по-видимому, в результате задохнулись. Разрушились рифы.
Пермо-триасовое вымирание произошло за время, конечно, не сравнимое с человеческой жизнью, но с геологической точки зрения почти так же быстро и внезапно. Согласно последним исследованиям китайских и американских ученых, все длилось не более двухсот тысяч лет74, а возможно, и менее ста тысяч лет. В итоге около 90 % всех биологических видов исчезло с лица земли. Однако даже значительного глобального потепления и закисления океана недостаточно, чтобы объяснить столь сокрушительные потери, поэтому до сих пор ищут иные, дополнительные факторы. По одной из гипотез, нагревание океанов благоприятствовало развитию бактерий, выделяющих сероводород – ядовитый для большинства остальных форм жизни75. По этому сценарию, сероводород накапливался в воде, убивая морских существ, а затем поступал в атмосферу, уничтожая почти все остальное. Сульфатвосстанавливающие бактерии изменили цвет океанов, а сероводород – цвет небес; популяризатор науки Карл Циммер описал мир в конце пермского периода как “поистине фантасмагорическое место”, где безжизненные фиолетовые моря испускали ядовитые пузыри, поднимавшиеся “в бледно-зеленое небо”76.
Если двадцать пять лет назад казалось, что все массовые вымирания происходили по одной и той же причине, то теперь справедливым видится противоположное. Перефразируя Льва Толстого, можно сказать, что каждое вымирание несчастливо – и гибельно – по-своему. Не исключено, что сама необычность тех событий делала их столь смертоносными: организмы совершенно внезапно оказывались в условиях, к которым эволюционно были абсолютно не готовы.
“Думаю, после того, как свидетельства в пользу некоего столкновения в конце мелового периода стали достаточно убедительны, те из нас, кто работал над этим вопросом, наивно полагали, что мы сейчас возьмем да и найдем доказательства столкновений, совпадавших по времени с другими вымираниями”, – рассказывал мне Уолтер Альварес. “Однако все оказалось намного сложнее. Прямо сейчас мы видим: массовое вымирание может быть вызвано людьми. Поэтому очевидно, что нет общей теории вымираний”.
Тем вечером в Моффате, когда всем уже надоели и чай, и граптолиты, мы отправились в паб на первом этаже самого узкого в мире отеля. После пары пинт пива разговор свернул на другую любимую тему Залашевича – гигантских крыс. Крысы следовали за людьми почти во все уголки земного шара, и профессиональное мнение Залашевича таково: когда-нибудь они захватят Землю.
“Некоторые из них, скорее всего, сохранят крысиные размеры и формы”, – говорил он. “Другие же могут сжаться или раздаться. Особенно если по Земле прокатится волна вымираний из-за смертельной эпидемии и экологические ниши освободятся, крысы наверняка сумеют этим воспользоваться. И мы знаем, что изменение размеров может происходить довольно быстро”. Я вспомнила, как однажды видела крысу, тащившую основу для пиццы вдоль рельсов на станции метро в Верхнем Вест-Сайде. И представила, как эта крыса идет вразвалочку по заброшенному туннелю, раздувшаяся до размеров добермана.
