Одно из крупнейших скоплений неандертальских костей из когда-либо найденных – останки семи особей – было обнаружено около ста лет назад в местечке Ла-Ферраси в юго-западной части Франции. Ла-Ферраси находится в департаменте Дордонь, недалеко от Ла-Шапель-о-Сен и в получасе езды от десятка других важных мест археологических раскопок, в том числе и от пещеры с наскальными рисунками в Ласко. Последние несколько летних полевых сезонов команда, включающая одного из коллег Пэабо, занималась раскопками в Ла-Ферраси, и я решила поехать туда и увидеть все своими глазами. Я прибыла в штаб-квартиру экспедиции – переоборудованный сарай, где раньше сушился табак, – как раз к обеду, состоявшему из говядины по-бургундски и сервированному на самодельных столах на улице.
На следующий день вместе с несколькими археологами я выехала в Ла-Ферраси. Этот скальный навес располагается в тихой сельской местности, совсем у дороги. Много тысяч лет назад то была огромная известняковая пещера, однако одна из ее стен с тех пор разрушилась, так что теперь пещера открыта с двух сторон. Массивный скальный выступ выдается метров на шесть над землей, подобно половине сводчатого потолка. Место раскопок огорожено проволочной сеткой и завешено брезентом, что вызывает ассоциации с местом преступления.
День выдался жарким и пыльным. Полдесятка студентов сидели на корточках в длинной канаве, ковыряя совками грязь. Идя вдоль канавы, я видела кусочки костей, торчавших из красноватой почвы.
Мне пояснили, что кости в более глубоких слоях были расшвыряны здесь неандертальцами, а те, что ближе к поверхности земли, – современными людьми, которые заняли пещеру после ухода предшественников. Скелеты неандертальцев из Ла-Ферраси давно вывезены, однако ученые надеялись найти еще какие-нибудь крошечные остатки, например зубы. Каждый выкопанный фрагмент кости, кремневый отщеп и вообще все, что могло представлять хоть малейший интерес, откладывалось в сторону. Затем все находки предполагалось отвезти в бывший сушильный сарай и снабдить бирками.
Понаблюдав, как студенты очищают находки, я удалилась в тенек. И попыталась представить, какой была жизнь неандертальцев в Ла-Ферраси. Сейчас эта местность лесистая, тогда же деревьев здесь не было. По долине бродили большерогие и северные олени, дикие быки и мамонты. Больше ничего мне в голову не приходило. Я задала свой вопрос археологам, вместе с которыми уезжала с раскопок.
“Холодно было”, – ответил Шэннон Макферрон из Института эволюционной антропологии Общества Макса Планка.
“И воняло”, – продолжил Деннис Сэндгет из канадского Университета имени Саймона Фрейзера.
“Наверное, голодно”, – отозвался Гарольд Диббл из Пенсильванского университета.
“Никто не доживал до глубокой старости”, – добавил Сэндгет.
Позже, вернувшись в сарай, я внимательно осмотрела все, что было выкопано за последние несколько дней. Там были сотни фрагментов костей животных, каждый из которых был очищен, пронумерован и помещен в отдельный полиэтиленовый пакетик. Кроме того, там были сотни кремневых отщепов. Большинство из них, по всей видимости, представляли собой обломки, образовавшиеся при изготовлении орудий (палеолитический аналог деревянной стружки), однако некоторые, насколько я поняла, сами были инструментами. Как только мне показали, на что обращать внимание, я смогла без труда находить камни со скошенными краями – результатом труда неандертальцев. Один инструмент особенно выделялся – кремень, обработанный в форме слезинки размером с ладонь. Археологи называют такие орудия ручными топорами, хотя они и не использовались как топоры в современном смысле слова. Камень-слеза лежал почти у дна канавы, поэтому его возраст мог доходить до семидесяти тысяч лет. Я вытащила его из пакетика и перевернула. Он был почти идеально симметричным и – по крайней мере, на взгляд современного человека – довольно красивым. Я сказала, что создавший его неандерталец, похоже, обладал хорошим чувством композиции. Макферрон возразил мне.
“Мы знаем конец истории”, – сказал он. “Знаем, как выглядит современная культура, и хотим объяснить, как к этому пришли. И нам свойственно додумывать прошлое, проецируя на него настоящее. Поэтому, когда вы видите красивый ручной топор и восклицаете: «Как мастерски он сделан, это же произведение искусства!» – вы тем самым транслируете сегодняшнее видение на прошлое. Однако нельзя принимать за данность то, что пытаешься доказать”.
Среди тысяч найденных неандертальских артефактов почти ничего нельзя явно отнести к произведениям искусства или украшениям. А те, что именно так и интерпретировали, – например, подвески из слоновой кости, найденные в пещере в центральной части Франции, – служат предметом бесконечных и порой невразумительных споров. (Некоторые археологи полагают, что неандертальцы сделали подвески после контакта с современными людьми в попытке подражать им. Другие же считают, что подвески были созданы современными людьми, занявшими пещеру после неандертальцев.) Отсутствие среди находок таких предметов заставило часть ученых предположить, что у неандертальцев не было способности к искусству или – что по сути то же самое – они им не интересовались. Нам ручной топор может казаться “красивым”, а для них он был просто полезным орудием. С генетической точки зрения им недоставало того, что можно назвать эстетической мутацией
[96].
В последний день моего пребывания в Дордони я отправилась в расположенное совсем неподалеку место археологических раскопок (оно относится уже к современным людям) – Грот-де-Комбарель. Это очень узкая пещера, ломаной линией свыше двухсот метров длиной петляющая внутри известняковой скалы. С момента обнаружения – в самом начале XX века – пещера была расширена и освещена электрическим светом, что позволило передвигаться по ней если и не вполне комфортно, то хотя бы безопасно. Когда 12 или 13 тысяч лет назад современные люди впервые вошли в нее, все выглядело совсем иначе. Тогда свод был настолько низким, что передвигаться по пещере можно было только ползком, а увидеть что-то в кромешной тьме – только держа в руке факел. И тем не менее что-то – творческие способности, духовность, “безумие”? – толкало людей вперед. Глубоко внутри пещеры стены покрыты сотнями рисунков. На всех изображены животные, многие из которых уже вымерли: мамонты, туры, шерстистые носороги. Те, что прорисованы наиболее детально, выглядят поразительно живыми: дикая лошадь словно поднимает голову, а северный олень наклоняется вперед, к воде.
Многие считают, что люди, рисовавшие на стенах пещеры Грот-де-Комбарель, верили, будто эти изображения обладают магической силой. В каком-то смысле они были правы. Неандертальцы жили в Европе больше ста тысяч лет и за это время оказали на среду своего обитания не большее влияние, чем любое другое крупное позвоночное. Есть все основания полагать, что если бы не современные люди, то неандертальцы все еще жили бы там, вместе с дикими лошадьми и шерстистыми носорогами. Со способностью отображать мир с помощью знаков и символов приходит и способность менять его, а значит, как выясняется, и разрушать. Незначительный набор генетических различий отделяет нас от неандертальцев, однако он-то кардинально все и изменил.
