Журнал «Мари Клэр» питал к ним слабость. Главный редактор издания Катрин Лардер первой описала стиль Готье и расшифровала на страницах журнала его грамматику, лексику и речь. «Жан-Поль и Франсис были парой необычных молодых людей, которые прекрасно дополняли друг друга, – рассказывает она. – Наделенные незаурядным умом, художники, они по-разному видели мир. И это было большим плюсом их как пары, потому что ни один из них не являлся слепком другого, каждый был уникален. Менуж до этого учился на юриста, и из них двоих только его отличали педантичность и дотошность. Они постоянно заботились друг о друге и всегда любили посмеяться и позубоскалить, этот дух озорства проявлялся и в стиле Жан-Поля. Забавные шалуны, но очень профессиональные и умные, они всегда знали, чего хотят. А хотели они всего, кроме дилетантства!» Когда их попросили привезти в редакцию «Мари Клэр» образцы моделей одежды для фотосессии, Франсис прикатил туда на роликовых коньках. Тогда роликами не увлекались массово, и его появление произвело яркое впечатление. Поскольку все производилось вручную, с малыми вложениями и огромной фантазией, первые фотосессии из соображений экономии делались самим Франсисом. Кристин Бергстрем, которая часто служила моделью для этих съемок, вспоминает: «Они были совсем непохожи, эти двое. Франсис мог быть очень ироничным и смешным, много шутил, но он не был так открыт людям, как Жан-Поль. Когда он фотографировал меня, у него всегда был насмешливый и хитрый взгляд, как у старого лиса».
В то время пара быстро шла к признанию. Но Ив Сен-Лоран и Пьер Берже принадлежали к другому поколению. Они вызывали уважение, обладали связями и властью. Они не хотели продвигать наших голубков. На них самих взирали отстраненно, почти со страхом, их ставили в один ряд с архивами великих писателей, в крайнем случае, воспринимали как музейные экспонаты. А Жан-Полю и Франсису было всего лишь по двадцать семь лет. Они сформировались в современном, лишенном комплексов Париже, где царила полная свобода. Гомосексуальные пары наводняли Ле-Аль, «Queen au Sept» и ночами разгуливали по столице. Ничего изнеженного в этих двоих не было. Ни преувеличенной страсти, ни показухи, их сексуальные отношения не вызывали никакой реакции. Колин МакДауэлл, ведущий колонки моды в «Санди таймс», тем не менее отметил, что Жан-Поль нарушил табу, признав свою гомосексуальность. Прежде это считалось нормой в мире Высокой моды – причем только в мире Высокой моды, где гетеросексуальные пары были редкостью, – однако об этом было принято молчать, скрывать очевидное и все отрицать.
Все знали о связях Кристиана Диора, но об этом не говорили вслух. То же самое относится и к Карлу Лагерфельду, Джорджо Армани, Джанни Версаче и Валентино. Существовал негласный закон молчания, и журналисты его уважали. Катрин Лардер, которая довольно быстро стала подругой Жан-Поля, описывает его как очаровательного молодого человека, очень сдержанного, хорошо воспитанного, лишенного какого бы то ни было жеманства. «Его гомосексуальность была совершенно не очевидна», – добавляет она. А Фарида сразу же поняла, что двух обворожительных молодых модельеров связывают любовные отношения. «Но они ничего не афишировали, – утверждает она. – Никакой показухи». И все же это была история любви, которая длилась пятнадцать лет… пока смерть их не разлучила.
Килт, или Двойная клетка
В обществе существует запрет на феминизацию мужского костюма.
Ролан Барт
«Нескромное обаяние Жан-Поля» потрясло современную моду. Стиль, который он придумал – его знаменитый гениальный look, – заключал в себе двойственный смысл. Полосатая матросская майка, как у главного героя фильма Фассбиндера «Керель», стала довольно ярким символом. Стрижка «ежик» и обесцвеченные волосы подчеркивали гей-стилистику. Дополнявший этот образ килт, так сказать, ставил жирную точку. В тот год Франсуа Миттеран устроил в Елисейском дворце прием для парижских дизайнеров и модельеров. «Это хулиган Франсис пошел туда в юбке, а не я, – рассказывает Жан-Поль. – Как раз перед нами вошел Луи Ферро, и президент приветствовал его, а потом шепнул: “Я часто ношу ваши галстуки”. Когда подошла наша очередь, мы точно знали: он не скажет, что носит наши килты!» Готье in and out был всегда такой, какой он есть на самом деле. Его сильнейшим оружием были улыбка, добродушный юмор и умение сопереживать. Он был не способен на агрессивные выпады и обезоруживал критикующих его недоброжелателей, гомофобов и любителей скандалов неизменно спокойным и благодушным отношением. Катрин Лардер так говорит об этой манере поведения, делавшей его неуязвимым: «Это не было ни позой, ни расчетом. Он просто обнаружил, что именно это больше всего ему подходит. “Матросский” джемпер появился, потому что он обожал классику, даже у Шанель производились такие вещи. К тому же так он одевал свою первую модель. Она у меня, эта облезлая плюшевая реликвия, и ее зовут Жан-Поль».
У него не было денег, чтобы организовать большую рекламную кампанию, поэтому свою марку он продвигал, используя body language
[95] и себя в качестве живой рекламы. Достаточно было трех ключевых элементов, чтобы определить стиль Готье. Никогда прежде творец не сливался так полно со своими творениями. Маркетинг, реклама – ничто из этого не могло рассказать о нем лучше, чем он сам. Всего одного взгляда на Готье оказывалось достаточно, чтобы поддаться его влиянию, его желанию и уму, которые явственно проявлялись в стиле одежды. Его тельняшки продавались как горячие булочки, одна за другой. «Его стиль – это просто продолжение его самого», – повторяет Фарида. Это кутюрье, который знал и понимал жизнь улиц, их язык, который умел найти простой и доступный способ разговаривать с людьми, но при этом он всегда оставался на территории мечты. Трудно было не уступить. Готье, как Монте-Кристо, совершенно покорил столицу, петля затянулась. «Он безусловная звезда, абсолютная знаменитость, любимец прессы, – утверждает Оливье Сайяр. – Монтана, например, довольно невыразителен в интервью, а вот у Жан-Поля невероятный талант держаться перед микрофоном или камерой. Неудивительно, что его часто снимали для телевидения. Оказалось, что он умеет отлично рекламировать и продавать, к тому же он прекрасный оратор. Служа себе, он служил моде, и, конечно, было очевидно, что лучше него самого никто о его работе не расскажет».
Во Франции нет бензина, но есть Готье. Ему подражали, его образ модельера в униформе беспрестанно копировали. Аззедин Алайя в синей робе маоистского рабочего, Карл Лагерфельд – элегантный господин эпохи Просвещения, Джон Гальяно в пиратских обносках с корабля «Диор»: это было золотое время моды, когда она говорила с людьми посредством облика самих модельеров. Они становились пиктограммами, посланниками своего искусства, живыми примерами своего стиля. Постоянно занимаясь чужим внешним видом, они решили всегда оставаться в придуманном костюме – символе своей философии. Они чувствовали себя белым листом, на котором сами же писали историю моды. Готье, с успехом работавший для женщин, наконец проявил себя и в мужской моде, рекламируя свой собственный килт. Ecce homo
[96]. Коллекция «Мужчина-объект» увидела свет в 1984 году. В списках приглашенных гостей, полученных журналами, значилось имя Жан-Клода Ван Дамма, будущей звезды кинобоевиков. «Мужчины должны принять свою хрупкость и уязвимость», – говорит кутюрье в интервью самым популярным женским журналам десятилетия. «Грань между мужественностью и женственностью довольно размыта», – продолжал он, уже отвечая на вопросы остальной прессы. Эту фрейдистскую тенденцию, по Винникотту
[97], он попытался объяснить так: «Мужественность не в костюме, она в голове», а потом растолковал: «Носить юбку – вовсе не уловка трансвестита, вот лифчик – это да!»
