– Неплохо, – сказал Маттиас.
– Ага, вкусно, – рассеянно ответила я. Дурацкий зуд вернулся снова.
– Ты уже знаешь, кем хочешь стать? – спросил Маттиас. – Я имею в виду, после школы.
– Нет, понятия не имею. Главное, чтобы это не имело никакого отношения к математике. А ты?
– Еще когда был маленьким, я хотел стать зубным врачом. – Он покраснел. – Я читаю о стоматологии все, что попадается.
Я озадаченно посмотрела на него.
– Правда? Но чтобы поступить в университет, нужно получать хорошие оценки в школе!
Он покраснел еще сильнее.
– Ох… да, мой средний балл более-менее подходит.
Он пристально посмотрел мне в рот.
– У тебя отличные зубы.
– Хм, мне два года пришлось носить мерзкие брекеты.
– Мне тоже. Мы должны этому радоваться. Правильное ортодонтическое лечение приводит к тому, что зубы сохраняются в течение всей жизни.
– И не говори. – Мне эта тема казалась не слишком увлекательной, а восторги по поводу стоматологии казались до нелепого странными. Кому вообще могут понравиться брекеты и постановка пломб?
Мои мысли блуждали. Позади нас возвышалась церковь, в которой я уже бывала, и я пыталась вспомнить, как же она называется. Впрочем, за последние полторы недели я посетила немало церквей, все настолько впечатляющие и битком набитые произведениями искусства, что немудрено и загнуться от усталости.
– Ты уже была в церкви Санто-Стефано? – спросил Маттиас.
Я кивнула с еще более отсутствующим видом. Точно, Санто-Стефано. Церковь с наклонной башней и необычной крышей, которая изнутри выглядела как перевернутый корпус корабля. Похоже, у Маттиаса память была получше, чем у меня.
Я потерла шею, потому что зуд усилился.
– Что с тобой, кто-то укусил?
– Нет, это что-то вроде аллергии.
А что я могла сказать? «У меня всегда чешется шея, когда приближается опасность»? Он бы тут же решил, что у меня не все дома, и оказался бы прав. Я точно знала, почему никому об этом не рассказываю. Кроме меня и моих родителей о моей странности не знал никто, и двое из нас троих были уверены, что я ненормальная. В том числе я.
Мама, отлично разбираясь в естественных науках, считала, что почти со стопроцентной вероятностью речь идет о периодических нарушениях восприятия. Папа, напротив, придерживался мнения, что между небом и землей есть много вещей, которые человек не в силах объяснить с помощью одного лишь рассудка.
Раньше это уже не раз приводило к неприятным последствиям. В первый раз зуд возник у меня в возрасте десяти лет, когда я должна была прыгать в бассейн с трехметровой вышки. Я вдруг ощутила, что там, наверху, мне угрожает опасность. Так что я осталась внизу и увидела, как другой ребенок забрался на вышку и полетел вниз вместе с отломившейся доской. К моему бескрайнему облегчению, никто не пострадал, все отделались испугом – и упавший ребенок, и пловцы в бассейне.
Во второй раз – мне было двенадцать – папа должен был отвезти меня на машине к подруге на день рождения. Из-за того, что у меня ужасно чесалась шея, я так долго копалась, что он рассердился и сказал, что если хочу, то могу поехать на автобусе. Так я и поступила, хотя пришлось сделать изрядный крюк. Позже я узнала, что на той дороге, по которой мы собирались ехать, произошла ужасная авария со множеством погибших – как раз когда мы должны были там проезжать.
Два года спустя это повторилось в третий раз, незадолго до сорокового маминого дня рождения. Она хотела его масштабно отпраздновать и пригласила немало людей. Она решила, что дерево, растущее перед нашим домом, будет выглядеть симпатичнее, если папа к празднику украсит его гирляндой с бумажными фонариками. Она принесла стремянку из гаража и прислонила ее к дереву.
Я почесала шею и озабоченно сказала:
– Не забирайся туда! Что-то случится, я точно знаю.
Папа рассмеялся и объяснил, что будет очень осторожен. В результате мамин день рождения закончился в отделении «Скорой помощи», где папе загипсовали ногу и сказали, что в этот день он уже третий пациент, упавший со стремянки.
Опасаясь, что в следующий раз меня снова не примут всерьез – хотя я, конечно, надеялась, что следующего раза не будет, – в тот день я рассказала родителям о том, как у меня чешется шея. Они похлопали меня по плечу и ответили, что мне не стоит придавать этому слишком большое значение.
Слава богу, когда все случилось в четвертый раз, год назад, через пару дней после моего шестнадцатого дня рождения, до худших последствий не дошло. Мы решили где-нибудь поесть, и папа забронировал столик в нашем любимом ресторане.
Незадолго до выезда у меня зачесалась шея.
– Лучше никуда не ехать, – сказала я.
Папа с восторгом и некоторой тревогой сказал:
– Снова оно?
Я молча кивнула.
Мама рассердилась.
– Это удобный случай доказать Анне и нам заодно, что речь тут идет о своего рода самовнушении. И оно не выдерживает критики с точки зрения науки.
– А разве это не явление так называемого самоисполняющегося пророчества? – возразил папа.
– Хм. Это зависит от того, применяем ли мы двоичную или поликонтекстуальную логику. И все-таки – нет. – Мама отрицательно покачала головой. – Давай поедем уже.
– Я не хочу, – упрямо сказала я. Встревожившись, что они могут просто поехать без меня, я схватила ключи от машины и выкинула их в унитаз.
– У меня есть запасной ключ, – сказала мама.
– Тогда я лягу под колеса.
Таким образом, праздничный ужин отменился. Два часа спустя мама позвонила в ресторан и осведомилась, не происходило ли у них каких-то необычных случаев вроде пожара или вооруженного захвата заложников, в ответ на что на том конце провода недоуменно заметили, что все в полном порядке. Мама мягко посмеялась надо мной и решила, что это сойдет за достаточное доказательство.
На следующее утро папа ехал на работу. Точнее, хотел поехать на работу. Меньше, чем через три минуты он вернулся и сообщил о луже, которую обнаружил, выезжая из дома. Лужа состояла из тормозной жидкости. Прошлым вечером мы ничего бы не заметили из-за темноты.
– Два-три раза тормоза бы сработали, – сказал вызванный им механик, проведя пальцем поперек горла, – а потом крышка.
С тех пор шея у меня больше не чесалась. До сегодняшнего дня.
Но почему сегодня она начала чесаться просто так, без связи с какими-то планами или намерениями? Я не собиралась плыть на красной гондоле, и никаких других планов у меня тоже не было.
Может, надвигающаяся опасность угрожала всем? Землетрясение? Крупнейшее наводнение века?
– Может, у тебя аллергия на солнце? – предположил Маттиас.
