Он сделал бы мне укол обезболивающего, и я смогла бы написать третье послание.
Но, возможно, мне лучше сначала немного отдохнуть.
Завтра, подумала я снова. Завтра будет новый день.
Когда я проснулась, на меня светило солнце. Лишь пара скудных лучей, пробившихся через извилистые щели в ставнях и в крыше, но их хватило, чтобы наполнить всю комнату рассеянным, запыленным светом.
Когда я села на кровати, голова ужасно гудела. Шишка приняла размеры среднего помидора и на ощупь была примерно такая же – только, в отличие от помидора, трогать ее было адски больно.
Я с мучительными усилиями выбралась из кровати и направилась в туалет. Монны Фаустины не было, что оказалось очень кстати, потому что я не хотела разговаривать. На обратном пути я прихватила кусок хлеба и стакан воды. Я решила, что в ту колоссальную сумму, которую с меня содрали за письменные принадлежности, вполне может входить и эта еда.
Поев и попив, я развернула пергамент на сундуке Себастьяно и обмакнула перо в чернила.
Еще где-то на рассвете я просыпалась от смутных кошмаров и, прежде чем снова задремать, внезапно поняла, что именно хочу написать в третьем послании.
Как и любое письмо, мое начиналось с даты.
Венеция, 1499
Затем шло само послание, которое мне пришлось сначала набросать начерно, чтобы привыкнуть к кляксам и царапинам от пера. Я начала с того, что нарисовала в верхней части листка множество будто бы бессмысленных и беспорядочных завитков, которым я потом с помощью всяческих украшений в итоге придала облик букв. Затем я нарисовала звездочки, а потом еще какие-то завитки. Все это – особо не концентрируясь.
Затем я перешла к самому письму, которое выходило плохо, из-за чего я ужасно сердилась, и мне приходилось начинать заново. Наконец, я прочитала то, что мне удалось нарисовать и написать.
Пр*в*т!
Сперва самое главное:
Меня зовут Анна. Я уже трижды пыталась написать свое полное имя и год рождения, но у меня не получилось.
Все равно я не знаю, сколько еще успею сообщить. На первые несколько предложений у меня ушел почти целый час, и все равно все они исчезли. Причина этого, конечно, в том, что я слишком неосторожна. Я должна следить, какие понятия и числа использую, потому что если они не подходят, то их и написать не получается. Или они изменяются, пока не приобретут совершенно иное значение.
Ах да, конечно, еще и бумага. На ней мой почерк выглядит ужасно странно. Из-за этого писать совсем непросто. Я должна использовать пергамент, потому что он дольше хранится, но в итоге клякс получается столько, что не сосчитать. Чернила воняют, как протухшая отрава. Насчет пера вообще молчу – оно ужасно скрипит. Представить не могу, как людям удавалось писать им целые книги!
Времени мало! Мое укрытие ненадежно, меня могут обнаружить в любой момент. И тогда вряд ли у меня получится в ближайшее время снова добраться до письменных принадлежностей.
Закончив это послание, я с прячу его и буду молиться, чтобы его нашли. Нашел человек с далекого Севера. Это звучит безумно, но ничего другого мне не остается. Точнее выразиться я не могу. Я заверну письмо в вощеную ткань и буду надеяться, что оно не заплесневеет.
Я слышу шаги – пора заканчивать.
Надеюсь, потом допишу.
Часть четвертая
Венеция, 1499 и 2009
Отложив перо в сторону, я прошмыгнула к лестнице и постояла некоторое время, напряженно прислушиваясь. Возможно, что это была монна Фаустина – я слышала, как кто-то ходит внизу, а теперь стоит у двери. Но нельзя было исключать, что это кто-то еще. Как я уже написала выше, я не была уверена в своем укрытии, и я не преувеличивала. Прошлой ночью я совершила ошибку, не подумав о том, что меня могут преследовать. Вполне вероятно, что Альвис выследил меня.
Затем я облегченно вздохнула, потому что услышала, как внизу монна Фаустина брюзгливо разговаривает сама с собой.
– Хороший человек предлагает молодым людям кров и пропитание, и так-то его благодарят! Гора работы за пару монет! Весь день только прибираюсь и подметаю, готовлю и навожу порядок, стираю и делаю покупки… – Ее ругательства стали тише – она удалилась в кладовку. Принесла ли она свежий хлеб? У меня тут же заурчало в животе, но я держала себя в руках. Вместо того, чтобы покупать у монны Фаустины кусочек хлеба по заоблачной цене, я могла бы с большей выгодой сделать это в ближайшей лавке.
Не медля, я снова уселась перед ящиком, который служил мне столом, и углубилась в свое послание. Пока что я еще ничего не написала о том, что, собственно, случилось. Самое время перейти от нытья к фактам.
Тот, кто найдет это письмо, должен немедленно отнести его хранителю древностей в университет.
Я помедлила, рассматривая приложение и радостно удивляясь тому, что мне вот так вот просто удалось его написать. То, что я сделала это, воспользовавшись словом «хранитель», показалось мне особенно удачным. Остается вопрос, насколько это мне поможет, потому что точнее выразиться я не могла. В чем я тут же убедилась, когда в следующем предложении попыталась написать имя «Тревизан», и буквы растворились в воздухе, оставив только пару клякс. Собственное имя мне, вероятно, удалось написать потому, что оно было популярно во все времена и во всех странах.
Наконец, я попыталась выразиться описательно, и получилось гораздо лучше.
Вестник в темнице. Дворянина отвлекли хитростью. Злодей похитил француженку. Я сама сижу в доме жадной старухи и боюсь за жизнь друзей. Вернитесь и спасите их!
Затем я пару раз попыталась подписаться полным именем, но не смогла запечатлеть на бумаге даже первую букву фамилии. В расстройстве я хотела нарисовать рядом с именем смайлик, но из этого тоже ничего не вышло. Наконец, я отказалась от подписи. Просматривая готовое письмо еще раз, я размышляла, поможет ли это хоть чем-нибудь. Вздохнув, я наконец сложила его. Мне придется положиться на удачу.
Монна Фаустина не хотела расставаться с куском вощеной ткани, хотя раньше в нее была завернута рыба, которую она принесла с рынка.
– Это мой любимый кусок, – объяснила она. – Я, пожалуй, уже не одну сотню рыб в нее завернула.
Запах это подтверждал, но мне было не до разборчивости. Все же мне удалось снизить первоначальную цену в десять раз, и я была весьма довольна собой. Закончив торговаться, я вместе со своим вонючим трофеем взобралась по лестнице и тщательно упаковала письмо. Затем я вдобавок обернула его холщовыми бинтами, которые остались от Себастьяно, и напоследок перевязала послание единственной шелковой лентой, которая досталась мне от Доротеи.
Как и планировала, я написала еще две записки: для Матильды с Якопо и для Тревизана. Обе я тщательно сложила и склеила края, капнув на них свечным воском.
