Дилан явился к ней. Его сочинение чрезвычайно жестоко и агрессивно, сказала она. Оно неприемлемо.
Это сочинения, вероятно, было намеренной утечкой. Дилан струхнул. «Это просто рассказ», – отбился он. Это же курс литературного творчества. Вот он и творил.
Творчество – это хорошо. Но откуда идет вся эта жестокость? Даже простое чтение написанного выбивает из колеи.
Дилан продолжал твердить, что это просто рассказ.
Но Келли не поверила. Она вызвала Тома и Сью Клиболд и имела с ними длительную беседу. Они показались ей не слишком-то обеспокоенными, сказала учительница полиции после того, как все произошло. Вместо этого Клиболды заметили, что понимать подростков – задача не из легких.
Даже после убийств одна из одноклассниц Дилана согласилась с тем, что это был просто рассказ. «Это же курс литературного творчества, – заявила она газете Rocky Mountain News. – Ты можешь писать, о чем захочешь. Шекспир все время писал о смерти». Причем эта девушка даже не была подругой убийц.
Но Келли знала – этот рассказ не такой, как другие. Она уже повидала молодых людей, увлеченных насилием. И прочла много об убийствах. Однако ей никогда не приходилось сталкиваться с сочинениями, в которых было бы столько садизма. Дело не только в описанных событиях, но и в отношении к ним автора, в том, как он их передал. Дилан был мастер вдохнуть в литературную сцену жизнь: он умел прекрасно передавать и действие, и мысль, и чувство. Чувство безжалостной жестокости, леденящее душу. Келли охарактеризовала его рассказ как «написанный литературным языком и внушающий ужас – самый жестокий рассказ, который я когда-либо читала».
Она показала его школьному психологу, работавшему с Диланом, Брэду Батту. Он поговорил с Диланом, который опять сделал вид, что не произошло ничего особенного. И остался вполне довольным собой.
Келли сделала то, что и должна была сделать, – она обратилась к трем людям, которые с наибольшей долей вероятности могли иметь о Дилане больше информации, чем она сама: к его школьному психологу и родителям. Если бы они знали, что Дилан взрывал бомбы из обрезков труб и демонстрировал их в пиццерии, возможно, они увидели бы связь его литературной фантазии с реальностью, и тогда плану атаки на школу был бы положен конец. Но они ничего не знали. Больше всего информации имелось не у них, а у сотрудников департамента шерифа. Большинство взрослых, которые были близки к будущим убийцам, пребывали в полном неведении о том, что они собирались совершить.
В дневнике Дилан вернулся к прежней навязчивой мысли о любви. Он хотел достичь божественного начала, но стремился к нему уже два года, ужасных года, однако ни одна его мечта так и не сбылась. Эрик же предлагал надежду, обещал подарить те самые чувства, которые он так долго искал. И, главное, то, что предлагал Эрик, было осуществимо.
Возможно, то, к чему он стремился, казалось нелепостью.
Дилан еще не вполне был готов к убийствам. Он будет сопротивляться мысли об участии в бойне почти до самого конца. Но начиная с этого момента он уже хотел сдаться.
20 апреля он возьмет этот рассказ с собой. Его страницы будут найдены в автомобиле вместе с несработавшими взрывными устройствами, которые в заключительном акте должны были разорвать ее на куски. Машина должна была взорваться, так что Дилан привез рассказ к школе вовсе не затем, чтобы мы смогли его прочесть. Возможно, в тот день ему нужно было набраться храбрости. Возможно, он хотел прочесть то, что написал, еще один, последний раз.
Настало время потренироваться в стрельбе по мишеням. Эрик и Дилан выбрали для этого очень красивое место. Оно называлось Рэмпарт Рейндж и представляло собой холмисто-овражистый лесной участок в национальном заповеднике в Скалистых горах, пересеченный сетью грунтовых дорог и находящийся неподалеку от дома Дилана. Они расположились в той его части, которая была предназначена для езды по бездорожью на кроссовых мотоциклах и квадроциклах. Сайт для любителей езды по бездорожью предлагал читателям осматривать открывающиеся оттуда виды не спеша: «Дайте вашему воображению полную волю и смотрите, как меняется поверхность вокруг».
6 марта Эрик и Дилан приехали сюда в сопровождении трех друзей: Марка Мейнса и Фила Дюрана, которые совместными усилиями добыли для Дилана пистолет TEC-9, и девушки Марка, Джессики. Эрик и Дилан взяли стволы, приобретенные ими для атаки на школу, их друзья захватили с собой еще пару пушек. Они привезли кегли, украденные из боулинга, чтобы использовать их как мишени. И видеокамеру, ведь надо было заснять эти исторические события.
Здесь, на высоте, было холодно, на земле все еще толстым слоем лежал снег. Все приехавшие были одеты тепло, в несколько слоев одежды. Эрик и Дилан вначале облачились в свои плащи, затем, вспотев от напряжения, сняли их. На них также были наушники и темные очки, но через какое-то время они избавились и от них.
Они начинили свинцом из дробовиков одну кеглю, затем Эрику в голову пришла еще одна мысль. Он нацелил дробовик на большую сосну, находившуюся от него в пяти футах. И промахнулся. Это было больно – ведь у дробовика сильная отдача. Чем больше спиливаешь ствол, тем она сильнее. А Эрик и Дилан укоротили дробовики до предела, почти до патронников, и теперь им приходилось расплачиваться.
Эрик предложил Дилану последовать его примеру.
– Попробуй попасть в дерево, – сказал он. – Я хочу посмотреть, что выстрел из дробовика сделает с ним.
Выстрел Дилана проделал в стволе дырку диаметром в два дюйма. Они с Эриком бросились вперед, чтобы осмотреть ее. Эрик засунул в нее палец и извлек что-то живое.
– Это же личинка, мать ее! – взвыл Дилан.
Ответ Эрика прозвучал спокойно:
– Представь себе, что это чьи-то гребаные мозги.
– От этой сволочной штуки у меня болит запястье! – пожаловался Дилан.
– Еще бы.
Дилан уже смеялся:
– Смотри, смотри! У меня кровь! – Он был счастлив.
Эрик по-прежнему представлял, что стреляет по людям. Он поднял с земли кеглю с маленьким входным отверстием от пули спереди и большим чашеобразным сзади. И продемонстрировал на камеру: «Входное отверстие раны, выходное отверстие раны». Его приятель засмеялся, но он так и не понял шутку до конца. Вокруг уже шло сражение. Эрику нравилось предвосхищать события. Все присутствующие были так или иначе замешаны в деле. Но только двое знали, в чем оно состоит.
Большую часть времени Эрик и Дилан методично работали над улучшением своего умения стрелять. Один из них стрелял, в то время как другой стоял рядом и указывал на допущенные им ошибки: «Ты взял слишком высоко и отклонился вправо… слишком низко и влево… опять взял влево…»
Одноствольные дробовики надо перезаряжать после каждого выстрела, и это могло значительно уменьшить число убитых. И Эрик начал тренироваться специально для того, чтобы научиться быстро стрелять и перезаряжать. Каждый выстрел причинял боль, вырывая ствол из его левой руки вверх, в то время как локоть правой дергался назад и обратно, словно резинка. Скоро он приспособился к отдаче, научился ловить вырывающийся укороченный ствол, стремительно переламывать дробовик, вставлять патрон, защелкивать ствол обратно, нажимать на спусковой крючок, а затем непрерывно повторять все эти движения опять и опять. Он сумел сделать четыре выстрела за пять секунд и был собой доволен.
