До этого момента все его планы были лишь теорией, и он не представлял, сколько человек они с Диланом реально смогут убить из этого ружья. Теперь они получили ответ на этот вопрос. Эрик был настоящей машиной для убийств.
Эрик и Дилан подошли к видеокамере, чтобы похвастаться боевыми ранами – участками содранной кожи между большим и указательным пальцами, в том самом месте, которое было задействовано, когда подростки сжимали дробовики.
– Вот что бывает, когда ученики старшей школы берутся за оружие, – сказал кто-то. Все рассмеялись.
Мейнс выстрелил из дробовика Эрика и поморщился.
– Тебе следует сточить углы, – посоветовал он.
– Ага, – ответил Эрик. – Я над этим поработаю.
Они постреляли еще какое-то время и снова продемонстрировали перед камерой раны, ставшие еще более кровавыми.
– Пушки – это плохо, – сказал Мейнс. – А когда ты спиливаешь стволы и превращаешь их в запрещенные законом обрезы, с тобой тоже начинает происходить что-то плохое. – Эти слова вызвали еще более дружный смех. – Просто скажи обрезам «нет».
Эрик и Дилан чувствовали себя на коне. Эрик схватил дробовик и начал корчить рожи перед камерой. Потом несколько раз шлепнул по ударному механизму:
– Плохой!
Дилан погрозил ему указательным пальцем:
– Нет! Нет! Нет!
Доктор Фузильер посмотрел это видео через несколько дней после бойни. Оно запечатлело последний шаг от фантазии к реальности. За два года Эрик эволюционировал от пустячных проказ до все более крупных краж, став профессиональным преступником. Он перешел психологический барьер, отделяющий фантазии от реальности. Именно такое чувство возникло у Фузильера, когда он смотрел видео, снятое в Рэмпарт Рейндж.
Эрик и Дилан продолжили тренироваться. Вместе с Мейнсом они три раза съездили за город, чтобы пострелять по мишеням.
Дилан проговорился опять. Он был рад и взволнован оттого, что у него есть оружие, и в феврале сказал Заку, что теперь у него имеется кое-что «по-настоящему классное».
Что именно?
Кое-что наподобие того, что есть в «Отчаянном», полном насилия фильме, снятом, как они ошибочно думали, Квентином Тарантино.
Зак не унимался: это пушка, да?
Это двуствольный дробовик, сказал Дилан, такой же, как в «Отчаянном». И у Эрика тоже есть дробовик. И они вместе стреляли из них. Это было круто!
Больше они об этом не говорили, поведал впоследствии Зак, когда его опрашивало ФБР.
49. Готовность проститься с прошлым
Мистер Ди знал, когда его миссия будет завершена: 18 мая 2002 года. После бойни в школе у него была только одна цель – помочь без малого двум тысячам учеников справиться с эмоциональными проблемами, вызванными этой травмой, и вновь обрести душевное равновесие. В мае 2002 года школу закончат последние, в то время самые младшие классы из тех, которые пережили трагедию.
Фрэнк не имел ни малейшего представления о том, чем будет заниматься потом. Пока ему было просто некогда строить планы, поскольку дел и так невпроворот. Перед ним маячили еще три учебных года, которые надо пережить. Он серьезно недооценил те неурядицы, которые случились в первый год после атаки на школу – никто не смог предугадать всех ее отголосков. Но он не повторит этой ошибки. Второе лето принесло некоторое облегчение, но, когда двери школы открылись вновь в августе 2000 года, преподавательский состав приготовился к новому обострению обстановки. Однако оно так и не наступило. Такого школьного года, как первый, больше не было – ничего похожего даже близко.
Второй год начался на высокой ноте. За лето к зданию «Колумбайн» была добавлена пристройка, в которой находилась новая библиотека. Старую снесли, а в новой зал технических средств обучения был превращен в двухэтажный атриум. Большинство родителей погибших пришли на открытие школы после летних каникул. Сью Петроун сияла. Последние шестнадцать месяцев она всякий раз, входя в здание школы, ощущала физическую слабость. «Как будто ты находишься под водой и не можешь вздохнуть», – говорила она. Теперь же эта слабость прошла. Она боролась более года, и вот наконец ее борьба завершена. Почти все родители чувствовали себя так же.
Бывший муж Сью оказался исключением. Двумя центрами притяжения на церемонии открытия школы были Брайан Рорбоф и Фрэнк ДиЭнджелес, стоящие в столовой в тридцати футах друг от друга. Оба беседовали с репортерами. Мистер Ди старался выражаться дипломатично и всячески уходил от вражды. Брайан же был прямолинеен и безжалостен. В этих убийствах виновата школа. И ее администрация должна за это заплатить.
У мистера Ди развилась сердечная патология. Она проявилась в первую осень после нападения на школу. Стресс, сказали врачи. Однозначно.
У Фрэнка также присутствовали множественные симптомы посттравматического синдрома: притупление эмоций, панические атаки, неспособность сосредоточиться и стремление к затворничеству. Психотерапия помогла разобраться с ними. В первое время после атаки ему было трудно встречаться глазами с другими людьми. Эта проблема все усугублялась. В чем же дело? «Это из-за чувства вины, – понял он. – До этого я никогда не слышал о комплексе вины, которую выжившие ощущают перед теми, кто погиб. Я чувствовал себя виноватым оттого, что Дейв и ученики погибли, а я выжил».
Его жена хотела помочь. Болезнь разъедала Фрэнка изнутри, но он не мог рассказать о том, что его мучает. С ним творилось то же, что и с его учениками. «Не отгораживайтесь от родителей», – умолял он их. Он мог плакать на их глазах. Но его жена… она не понимала. Да ему и не очень-то хотелось, чтобы она поняла. Дома он жаждал одного – покоя.
Годы, последовавшие за трагедией, были полны напряжения. Фрэнк приходил в «Колумбайн» в шесть утра, а уходил в восемь-девять вечера. По субботам и воскресеньям он проводил в школе меньше времени – это были спокойные дни, когда он мог наверстать то, что не успел сделать в будни. Какой момент времени ни возьми, более дюжины учеников находились под надзором с целью предотвращения их самоубийств. И у детей, и у сотрудников школы чуть ли не каждый день случались нервные срывы. Фрэнк получал огромное удовлетворение, помогая подросткам, находящимся на его попечении, но это очень изматывало. И каждый вечер он на пару часов от всего этого абстрагировался. «Это время было мне необходимо, чтобы восстановиться, – рассказывал он впоследствии. – И когда я приходил домой, разговаривать обо всей этой истории мне хотелось меньше всего».
Жена умоляла его открыть душу. Сын и дочь были обеспокоены. Его родители, братья и сестра звонили не переставая. Ты ешь вовремя? Может быть, тебе лучше не садиться за руль? «Думаю, я сам знаю, когда мне нужно есть», – отвечал он. Все хотели знать, как он себя чувствует. Как у тебя дела? Как у тебя дела? «Хватит! – говорил он. – Пожалуйста, перестаньте!»
У мистера Ди были проблемы и с персоналом. Одна из психотерапевтов как-то посетовала, что хотя после трагедии она провела в школе несколько лет, он так и не удосужился узнать, как ее зовут. Но зато он знал имена и фамилии всех двух тысяч учеников. У него была сильная команда администраторов, которые умели великолепно предупреждать проблемы, но некоторые из них сами нуждались в помощи. Одна блестяще справлялась со своими обязанностями, но была болтлива – ей требовалось выговориться, чтобы унять душевную боль. Фрэнк же никогда этого не делал. Он откровенно признавался сотрудникам, что знает – от него им мало толку. Ему просто не хватало душевных сил. Хотя их у него было немало, все их он тратил на детей. В значительной мере они справились со своими проблемами именно благодаря ему.
