Когда вышла книга, я наивно полагал, что теория, будто Эрика и Дилана травили в школе и именно это стало мотивом их действий, умрет сама. Но столько подростков увлечены этим мифом о мести. Колумбайнеры усердно ищут и с готовностью воспринимают любую ссору или даже огорчение в жизни двоих убийц как свидетельство того, что над ними измывались. Конечно, у Эрика и Дилана бывали неудачные дни. Вполне вероятно, что они ввязались в обкидывание едой, в результате которого их заляпали кетчупом. Детали этого происшествия туманны, а их близкие друзья с самого начала ничего не рассказывали СМИ. Доктор Питер Лэнгман, психолог, опубликовавший две книги о школьных стрелках, тщательно проанализировал все данные, имеющиеся на этот счет. Он составил каталог всех противоречивых свидетельств о притеснениях вплоть до мелких жалоб на то, что Эрик «пялится» на других учеников, или рассказа о том, что его «дразнили» за приветствие «Хайль Гитлер!». Портрет, нарисованный Лэнгманом, совпадает с выводами почти всех психиатров, психологов и полицейских, занимавшихся этим делом последние шестнадцать лет: у Эрика и Дилана бывало много конфликтов, иногда они давали кому-то жару, иногда доставалось им самим, но они отнюдь не являлись жертвами систематической травли. «В «Колумбайн» были ученики, которые в самом деле терпели издевательства от нескольких проблемных подростков, но Эрик явно не из их числа», – к такому выводу пришел Лэнгман.
В таких ситуациях главную роль играют повторение и статусный дисбаланс. Первопроходцем в изучении притеснений и методов их предотвращения стал норвежский исследователь Дан Олвеус. Данное им определение широко используется и сегодня: «Человек подвергается травле, когда он неоднократно и в течение длительного времени становится объектом действий, носящих негативный характер, со стороны одного или нескольких человек и ему трудно себя защитить». Эмили Бейзелон много лет настойчиво писала для интернет-журнала Slate важные статьи о проблеме травли и притеснений. Она брала у Олвеуса интервью для книги «Слово не обух» и кратко изложила один из его главных тезисов: «Единичный эпизод недоброжелательства или насилия может быть неприятным, но чаще всего именно повторяемость и статусный дисбаланс ассоциируются с долгосрочными последствиями и глубокими душевными ранами». Поскольку в школе я подвергался притеснениям, то могу засвидетельствовать, что так оно и есть. Меня били, высмеивали, обзывали педиком, обстреливали шариками из жеваной бумаги – но все это я мог выдержать. Самым трудным было ожидание, смешанное со страхом. Трудно брести на учебу день за днем, ожидая унижений.
Я беседовал со школьными обидчиками и читал научные труды, в которых описывались мучения, которым они подвергают жертв. В жизни Эрика и Дилана нет ничего, хотя бы отдаленно напоминающего такие вещи. Но в конечном итоге только одна точка зрения действительно имеет значение: их собственная. А из их записей ясно, что больше травили и притесняли они сами, чем их.
Есть три категории свидетельств, по которым можно судить, верна ли эта теория: план атаки, его исполнение и объяснения самих убийц. Притеснители-качки должны бы были фигурировать во всех трех, но нигде нет о них упоминаний.
В дневнике Эрик хвастался наследием, которое оставит: «Куча символики, двойных смыслов, лейтмотивов, видимости в противоположность дерьмовой реальности». Где же тут символика и лейтмотивы, в которых упоминались бы качки? Можно было заложить бомбы в спортзале, на трибунах во время матча по американскому футболу или любого другого спортивного соревнования. В Клемент-Парке на следующее утро после трагедии я разговаривал со многими игроками школьной сборной, и большинство из них были очень расстроены из-за того, что во время атаки отсутствовали. Они сытно пообедали и, как всегда, уехали, чтобы подкрепиться еще и фастфудом. И это ни для кого не секрет. Эрик и Дилан запланировали бойню на такое время, когда спортсмены должны были находиться вне школы. Я уверен, что они сделали это не намеренно – им просто было все равно. Эрик хотел убить как можно больше людей, вот и все.
К тому же большинство спортсменов никого не травят и не притесняют – так зачем же устраивать охоту на них всех? Разве не было бы проще пристрелить именно тех подростков, которые причинили Эрику или Дилану какой-то ущерб? Или, по крайней мере, их заводил? Но нет, они даже нигде не указали имен обидчиков. Единственным подростком, имя которого Эрик упоминал неоднократно и адрес которого он выложил в интернет, чтобы его помучили другие, был Брукс Браун.
А как насчет самого расстрела? Как насчет охоты на спортсменов в библиотеке? На тех тихих, увлеченных учебой спортсменов, которые пропускали обед?
Департаменту шерифа округа Джефферсон следовало бы раз и навсегда положить конец мифу о том, что Эрик и Дилан мстили обидчикам, просто-напросто опубликовав их дневники. Но вместо этого мифы продолжали распространяться все те семь лет, в течение которых служба шерифа держала эти записи под замком. Когда они наконец были опубликованы, это стало откровением. Эрик и Дилан подробно писали о своих обидах, но они ни разу не упомянули школьных притеснителей.
За год постоянного высмеивания, оскорблений и сетований Эрик коротко написал в дневнике только о двух причиненных ему с промежутком в пять дней обидах, когда над ним посмеялись, недостаточно похвалили и не спросили его совета. Причем в тех же самых записях он признается в том, что насмехался над другими, что любит нацистов и ненавидит черномазых и латиносов, и там же содержится подробная и крайне жестокая фантазия об изнасиловании. Так что неудивительно, что другие ученики грубили ему. Это была не травля, а просто ссоры.
Существует еще один вредный миф, гласящий, что Эрик и Дилан добились успеха. Если мерить случившееся по их меркам, бойня в «Колумбайн» была грандиозным провалом. Всего тринадцать погибших вместо многих сотен. Они не сумели превратить школу в руины, не сумели устроить в ней кромешный ад.
Жалкие бомбы из обрезков труб, которые бабахнули, но никому не причинили вреда. Они хотели переплюнуть теракт в Оклахома-Сити, но то, что получилось в итоге, даже не напоминало его. Это было так не похоже на терроризм, что поначалу их занесли в категорию тех самых школьных стрелков, которых они высмеивали. А как они ушли из жизни? Должно быть, Эрик был в бешенстве.
Он рассчитывал погибнуть в сиянии славы, весело представляя, как ему в голову выстрелит коп. Но из этого тоже ничего не вышло. Пришлось вернуться в столовую в надежде все-таки устроить апокалипсис. Там они бросили все силы на то, чтобы взорвать большие бомбы – и опять полное фиаско. Последней надеждой стали устройства с часовым механизмом в их машинах, которые должны были взорваться посреди толпы. И здесь фиаско.
Смерть от прицельной полицейской стрельбы по окнам библиотеки? Еще одна неудача. Дилан даже не захотел пройти мимо окровавленных тел, а у Эрика дико болело лицо, поскольку он сломал нос. Не имея других вариантов, они капитулировали, застрелив себя из своего же оружия и оставшись лежать в собственной моче.
Убийцы стремятся пережить великолепие и эйфорию бойни в «Колумбайн». Но ни того, ни другого не случилось. Так что сценарий колумбайнеров ложен вдвойне.