Отсутствие заговора с большим количеством участников поставило команду следователей, среди которых были очень опытные сотрудники, в ситуацию, когда вместо поиска заговорщиков они должны документировать преступления – что именно произошло и как это случилось. Расследование было сложным. Нужно реконструировать и воссоздать все, что случилось в школе и около нее во время трагедии, подтвердить это свидетельствами очевидцев, а также вещественными доказательствами: каждой пулей, бомбой и дробинкой. Это поистине сложнейшая задача с массой подробностей и деталей, в которых очень легко потеряться. Главное, все это уводило следствие от установления причины случившегося. Люди хотели знать, почему погибли их дети и родственники.
Уже на начальной стадии расследования было заявлено, что в отчете о массовом убийстве не будет сделано каких-либо далеко идущих выводов. «Мы занимаемся только фактами, – говорил один из руководителей следственной группы Кикбуш, – и мы постараемся не делать каких-либо заявлений. Мы предоставим общественности факты, и каждый сможет сделать собственные выводы».
Члены семей погибших и представители СМИ с недоумением восприняли его слова. Сделать собственные выводы? Разве простые мирные жители в состоянии найти причины массового убийства? Разве за эту работу не платят именно профессионалам? Общественность была уверена в том, что именно следствие должно ответить на эти вопросы.
Конечно, специалисты, расследовавшие убийство, сделали определенные выводы. Кикбуш имел в виду то, что они будут избегать публичного обсуждения этих причин и любых высказываний на эту тему. Обычно расследование убийства происходит следующим образом: полицейские занимаются следствием, прокуроры выдвигают обвинение в суде перед присяжными. Но в случае массового убийства в «Колумбайн» посадить на скамью подсудимых, кроме людей, которые продали преступникам оружие, было некого.
Шериф Стоун продолжал развивать перед представителями СМИ идеи существования обширного заговора, что очень не нравилось следствию, которое уже практически похоронило эту версию. Несколько раз в неделю представитель властей округа Джеффко публично опровергал то или иное утверждение, сделанное шерифом. Периодически приходилось исправлять довольно серьезные ошибки и ляпы, которые позволял себе шериф. Нет, следствие не планирует никаких арестов, полиция не блокировала убийц, которые пытались прорваться из здания школы, все описания шерифом видео с камер наблюдения в столовой являются полнейшей выдумкой, так как этот материал еще не успели проанализировать. Власти уже не обращали внимания на неточности и неправильные оценки, публично сделанные шерифом Стоуном, как, например, когда он начал без нужды цитировать дневник Эрика или утверждал, что убийцы планировали после массового убийства захватить самолет. Шериф очень скоро стал объектом насмешек, несмотря на то что формально являлся одним из людей, которые по долгу службы должны не допускать опрометчивых и необдуманных заявлений.
Сотрудники аппарата шерифа умоляли его больше не высказываться публично. Однако что могло бы получиться в этом случае? Почему подчиненные в состоянии делать заявления, когда их просят об этом СМИ, а их руководитель молчит, словно в рот воды набрал? Такая ситуация выглядела бы крайне странно. Было принято негласное решение о том, что если шериф Стоун воздержится от комментариев, то и его коллеги сделают так же (несмотря на это, ряд сотрудников продолжили общаться с местной газетой Rocky). После этого на протяжении пяти месяцев, до сентября, когда Кейт Баттан неожиданно дала интервью, следствие не делало практически никаких заявлений. Любую, даже самую минимальную информацию СМИ приходилось буквально выбивать. Таким образом, через девять дней после массового убийства власти Джеффко и представители следствия перестали информировать общественность.
Интерес СМИ к трагедии в «Колумбайн» быстро исчез. Над Оклахомой пронеслось несколько сильных торнадо, и репортеры в одночасье покинули Литтлтон. В течение нескольких лет информация о массовом убийстве эпизодически появлялась в прессе, но ничего особо нового не всплывало.
37. Предательство
Эрику необходима помощь профессионалов. К такому выводу пришел его отец через восемь часов после ареста сына. Уэйн сдул пыль с блокнота, к которому не прикасался девять месяцев, и исписал сразу несколько страниц. «Сходить на прием к психологу. Понять, что происходит. Найти способ лечения». Уэйн выписал названия и телефонные номера нескольких учреждений и через буллиты добавил следующее: лайф-коучинг, управление гневом, профессиональный психоаналитик, центр психического здоровья, отдел профессиональной ориентации в школе, центр предотвращения преступлений, служба по работе с подростками и их родителями. Уэйн привел выжимки из разговоров с адвокатами. Он написал фразу «условное освобождение на поруки» и обвел ее, после чего добавил: «Использовать любые возможности для изменения привычек и характера ребенка. Отвлечение и разнообразие».
Уэйн выяснил почасовые ставки шести психоаналитиков. Врачи просили от 100 до 150 долларов в час. Уэйн остановился на кандидатуре доктора Кевина Альберта и записался на прием 16 февраля.
Уэйн напоминал себе о том, что надо позвонить в полицию, адвокатам и в прокуратуру, чтобы проработать дополнительные способы борьбы с поведением сына. Он открыл для себя особую программу. Целый год несовершеннолетний правонарушитель должен посещать психолога и заниматься общественно полезным трудом в рамках муниципальных служб. Эта программа была не бесплатной, но после ее успешного окончания и еще года, в течение которого Эрик не совершит никаких правонарушений, все отметки о краже в его личном деле будут стерты. Чтобы попасть в эту программу, было необходимо разрешение прокурора.
Эрик пожаловался доктору Альберту на то, что ему сложно сдерживать гнев. Кроме этого, он страдал от депрессии и часто думал о самоубийстве. Судя по всему, Эрик не упомянул о том, что вечером до посещения врача оставил в парке бомбу. Доктор Альберт выписал рецепт на антидепрессант. Эрик посещал доктора раз в две недели. Уэйн и Кэти также приходили на несколько сеансов психотерапии.
Эрика и Дилана наказали абсолютно одинаково. Им запретили месяц выходить из дома для развлечений, а также общаться. Еще Эрику запретили пользоваться компьютером, и тот начал активно собирать трубчатые бомбы. Одну из них он потерял или специально оставил… 15 февраля, за день до посещения Эриком психоаналитика, один из соседей нашел в парке трубчатую бомбу. Это был отпиленный кусок пластиковой трубы, обмотанный изолентой с торчащим фитилем. Довольно странная находка для парка. Полицейские выслали сапера, который констатировал, что найденный предмет действительно является самодельной бомбой. Местные блюстители порядка впервые столкнулись с подобным. Фитиль и взрывчатое вещество вынули, после чего написали отчет и отправили его в архив.
Эрик и Дилан скрывали от друзей факт того, что их арестовывали, и не объясняли, почему не могут выходить из дома после окончания школьных занятий. Потом Эрик похвастался арестом какой-то девчонке в Blackjack, и вскоре об этом прослышал Нейт Дайкман. Нейт изумился тому, что Дилан не поделился с ним такой новостью.
