Семья Шнур выказала гораздо меньше понимания к изданию книги Мисти. Редактор книги присутствовал на том обеде, и мама Валин попросила его не гнать лошадей. Ее муж написал редактору имейл со словами: «Будьте осторожны, если решите публиковать книгу, потому что существует много противоречащей друг другу информации». Он также предложил отложить издание книги до выхода официального отчета властей о массовом убийстве. Издательство не стало ждать.
В июле в Wall Street Journal появилась статья под заголовком «Маркетинг великомученицы из “Колумбайн”». Несмотря на то что тираж книги Мисти был далеко не самым крупным, для рекламы наняли серьезное нью-йоркское агентство, которое в свое время занималось воспоминаниями Моники Левински. За два месяца до выхода книги Мисти уже пригласили выступать в двух программах: The Today Show и «20/20». Агентство William Morris Agency приобрело права на превращение книги в художественный фильм (который так никогда и не сняли). Права на выпуск книги перепродали одному из подразделений издателя-гиганта Random House. Агент, сделавший это, говорил, что «продает все, что можно эксплуатировать, я имею в виду в хорошем смысле этого слова».
39. Книга Бога
Гайки закручивались. Эрик встретился с Андреа Санчес, чтобы получить экземпляр договора о том, что он будет выполнять требования программы реабилитации. Он подумал, что во время учебы в старшем классе ему придется тратить почти все свое время на написание письма с извинениями владельцу автофургона, возмещение ущерба, зарабатывание денег на выплату штрафов, на встречи с куратором, следящим за его реабилитацией, посещение собственного мозгоправа, дурацких уроков, даваемых организацией «Матери против пьяных за рулем», придется непрерывно получать хорошие оценки, иметь работу, на которой у него не будет проблем, и еще отработать сорок пять часов на общественных началах. Порой ему будут вручать одноразовый картонный стаканчик и отправлять в туалет, чтобы сдать мочу. Больше никакого алкоголя. И никакой свободы.
До первого похода к социальному педагогу, который будет курировать его в рамках программы реабилитации, и первой сдачи анализа на наркотики остается еще восемь дней. Эрик встретился с Андреа Санчес в среду. Четверг он провел, накручивая себя. В пятницу, 10 апреля 1998 года, он открыл блокнот на пружине формата А4 и написал: «Ненавижу этот гребаный мир». Через год и десять дней он начнет убивать. Эрик писал с остервенением, заполнив две страницы фразами, полными злобы: «Люди ГЛУПЫ, меня не уважают, каждый имеет собственное гребаное мнение по каждому гребаному вопросу».
На первый взгляд дневник Эрика похож на его сайт, но это не совсем так – в дневнике Фузильер нашел ответы. На веб-сайте была только чистая ярость и никаких объяснений, дневник же оказался другим. На бумаге Эрик в деталях изложил свои мысли и дал развернутую характеристику собственному «я». У него был до нелепости раздутый комплекс превосходства над окружающими, отвращение ко всякой власти и гипертрофированная потребность все держать под контролем.
«Я чувствую себя Богом, – написал Эрик. – С точки зрения интеллекта я стою выше почти всех в этом гребаном мире». Со временем его превосходство над окружающими откроется всем. А пока что Эрик окрестил свой дневник «Книгой Бога». Накал его ненависти к людям был мелодраматичен.
Люди, считал он, жалкие дебилы, слишком тупые, чтобы осознать свое скучное существование. Мы бездарно растрачиваем жизнь по пустякам, подобно автоматам, выполняем чужие приказы вместо того, чтобы реализовать свой потенциал, и разве мы «когда-нибудь задаемся вопросом, зачем ходим в школу?» – спрашивал он. «Для большинства из вас, пустоголовых тупиц, это еще не очевидно, но те из вас, кто думает чуть больше и чуть глубже, должны понять, что общество превращает молодежь в послушных роботов». Человеческая природа подавлена социумом, а здоровые инстинкты – законами. Нас учат вести себя, как машины на конвейере; именно поэтому парты в школе ставят рядами и приучают детей реагировать на звонки с урока на урок. Единообразный человеческий конвейер выдавливает жизненные соки из личного опыта. Как выразился Эрик, «еще часть человеческой природы выдувается из твоей же задницы».
С философской точки зрения концепция превращения людей в роботов была одним из тех немногочисленных вопросов, по которым мнения убийц сходились. Дилан также часто называл окружающих зомби. Оба подростка полагали, что их уникальность заключается в том, что они познали самих себя. Они оба могли разглядеть суть через застилающий глаза всех остальных людей туман. Но Дилан рассматривал свое отличие от других как проклятие одиночества. И он взирал на зомби с состраданием; он страстно желал, чтобы эти несчастные, жалкие существа вырвались из своих ящиков.
Эрик же считал, что все дело в естественном отборе. На сайте он только упомянул эту концепцию, но в дневнике изложил ее подробно – и безжалостно. Естественный отбор не сработал. Вмешался человек. Лекарства, вакцины, специальные программы обучения – все это сплелось, чтобы оставить неполноценные особи в человеческом стаде. Поэтому Эрика и окружали те, кто был неполноценен, – и они не закрывали своих гребаных ртов! Как можно выносить их жалкий треп?
У Эрика было много идей. Уничтожение в результате атомного апокалипсиса, биологическая война, заточение всего человеческого рода внутри гигантской игры Doom.
Но Эрик также был реалистом. Он не мог восстановить естественный ход вещей, но мог устроить собственный отбор. Чтобы совершить это, он принесет себя в жертву. «Я знаю, что скоро умру, – писал он, – как умрете и вы, и все остальные».
«Скоро» в его понимании означало год. У Эрика был на редкость широкий временной горизонт для семнадцатилетнего подростка, планирующего свою смерть.
В глаза Фузильеру сразу же бросилась его лживость. Эрик получал пьянящее удовольствие, когда обманывал других. «Я часто лгу, – признавался он. – Лгу почти постоянно и всем. Чтобы не палиться. Посмотрим, сколько раз я наврал по-крупному: «да, я бросил курить»; «ради себя самого, а не потому как боялся, что меня застукают»; «нет, я больше не изготавливал бомб».
Эрик не верил в Бога, но ему доставляло удовольствие уподоблять себя ему. Как и Дилан, он делал это часто, но без проявлений неадекватности – они были подобны Богу: они далеко превосходили окружающих по проницательности, интеллекту и информированности. Подобно Зевсу, Эрик создавал новые правила, легко впадал в гнев и наказывал людей необычными способами. У Эрика была убежденность в собственной правоте. У Эрика созрел план. Это Эрик достанет оружие, и сделает взрывные устройства, и будет калечить и убивать, и много чего еще. Они посеют ужас, далеко превосходящий ужас от их выстрелов. Их самое главное оружие – это телевидение. Эрик заглядывал далеко за пределы кафетерия школы «Колумбайн». Возможно, он убьет сотни, но мертвые люди, их расчлененные тела ничего для него не значили. Они всего лишь статисты – так не все ли равно? В представлении главные не они. Главными в постановке Эрика, которую можно будет лицезреть только один день, станут телезрители.
Парадоксом было то, что жертвы ничего не почувствуют. «А большинство зрителей даже ничего не поймут», – сетовал Эрик. Какая жалость! Но они почувствуют силу его руки, «если мы научимся делать бомбы с часовым механизмом и установим сотни таких бомб вокруг частных домов, дорог, мостов, зданий и заправочных станций». «Это будет как беспорядки в Лос-Анджелесе, как взрыв, устроенный террористами в Оклахома-Сити, как Вторая мировая война, как Вьетнам, как Doom, смешанные воедино. Может, мы даже заварим небольшой бунт или революцию, чтобы изгадить все так сильно, как только сумеем. Я хочу оставить миру неизгладимое впечатление о себе».
