Болевые ощущения все же пришли. С каждым шагом все чувствительней и неприятнее, но что я, не мужик, что ли? В свои-то восемь лет? С учетом еще… сорока девяти, если принять во внимание, что полтора года назад в это детское тело вселилось сознание взрослого мужчины из двадцать первого века. Такой вот фантастический расклад – снаружи ребенок, внутри – дед почти.
Как ни крути, большой уже мальчик!
И сразу же захотелось задать естественным образом напрашивающийся вопрос: какие же бесы потащили этого «большого мальчика» на ледяную горку? Опять детство взыграло? В том месте, откуда сейчас рейка торчит? Тысячу раз зарекался не потакать своей «младшей половине»! Балуешь ты его…
А че, уже и покататься нельзя?
Цыц, паршивец. Не дергай санками!
Блин, больно-то как…
То-то же.
Блин! Опять у меня в голове старый да малый воюют.
Так и шел, шизофренируя своими двумя мозговыми составляющими – взрослой и детской, не забывая при этом чутко и филигранно соизмерять покачивания санок с собственными шагами.
Грустно.
Завтра днем планируется очередная тренировка, и мне крайне проблематично будет сохранить в тайне от партнеров свои новоприобретенные увечья. Замордуют ведь комментариями. Может, простудиться? Зима ведь. А у меня вон все ноги мокрые.
Да только не болею я. То есть абсолютно.
Как раз с момента возвращения взрослой составляющей в свое собственное детство. Сопутствующая аномалия, так сказать. И заживает все на мне как на бешеной собаке. Выражаясь научно – ускоренная регенерация тканей, на что наш начальник Сергей Владимирович давно уже обратил внимание, благо всегда в избытке находились «добрые люди», пытающиеся неоднократно повредить мне мою драгоценную шкурку. Бывало, что и с использованием огнестрельного оружия.
Так что закосить не удастся.
Дома меня без церемоний уложили на живот, вспороли до задницы старенькие лыжные штаны и одним махом извлекли из тела все посторонние предметы. Включая и мелкие занозы. Я даже и не почувствовал ничего особо, потому что мама моя – медсестра от бога.
Чтобы сильно не радовался исцелению, мне тут же антисептировали рану йодом, сопровождая сей поучительный процесс обильными нравоучениями, суть которых заключалась в сожалениях по поводу кратковременности искомых оздоравливающих процедур. И в надежде, что когда-нибудь я уже проткну себе наконец свою бестолковую голову, не дающую покоя, согласно общепринятым постулатам, и ногам, и всем многострадальным конструкциям выше. Звучало, конечно, шокирующе, но… не стоит беспокоиться. Все не так буквально. И это мама не со зла, а для убедительности, так сказать. Для гиперболизации педагогического акта йодотерапии.
Зато младший братик порадовался от души, солнышко наше.
Ему родители по малолетству на горки ходить не разрешают, вот он и тоскует дома один. А тут нате, какой нежданный подарок – целые потоки йода на зловредную задницу. Мелочь, а приятно. Ну да, священной «братской» дружбы у нас с ним как-то не вытанцовывалось. По многим причинам, углубляться не хочу. Те, у кого в семье есть младшие братья и сестры, меня, наверное, поймут.
– Иди-иди, Василий, в комнату. Не мешай.
– Ма-ам! Я посмотреть хочу.
– Нечего тут смотреть. Щепка в попе. Обычное дело для твоего братца. Вон смотри, здесь шрам, здесь рубец. Летопись, а не задница! Этапы боевого пути.
– Эй! Я вообще-то еще здесь. Или вы только одну мою задницу замечаете?
– Не тяни штаны! Не высохло еще. Полежи еще на животе. Десять минут чтобы не переворачивался. В наказание. А будешь много говорить – соседку приглашу. Тетю Свету. И дочек ее, близняшек. Они в медицинский собрались поступать, так пускай полюбуются… на перспективного больного.
Маму хлебом не корми – дай понаказывать с креативом. Вот чувствую, что она педагогически не права насчет близняшек, только спорить с ней – что против ветра… бодаться.
– Все, молчу-молчу. Васька! Пошел вон! Нечего тут пальцем тыкать.
– Василий!
– Там кровь у него! Смотри!
– А что еще должно быть? Компот?
– Хи-хи.
– И завтра в поликлинику пойдем.
– Зачем это? Ты же все обработала! Йодом!
– Положено так! А вдруг столбняк? Пусть врачи посмотрят.
Страшилка про столбняк не нова. Можно сказать, мама кошмарит меня ею все сознательное детство – от ясельных майданчиков до… да, по-моему, аж до призыва в армию!
Еще ужаснее в маминой интерпретации – это перспективы уколов в живот, если вдруг собака укусит. Или уколов в спину, уколов в плечо, да куда угодно, лишь бы не в… «летопись». Считается, что все эти жуткие инъекции чрезвычайно болезненны. Поучительно болезненны! Чтобы, значится, знал, как шкодить, щучий сын!
Дешевые, если честно, страшилки, но Васька, к примеру, ведется.
– Мама! Витьке надо в живот укол сделать – он санки сломал! А они, между прочим, не наши. А соседские!
– Василий, сколько раз тебе говорить, что ябедничать нехорошо? Некрасиво это! Так… ты говоришь, чужие это санки?
– Да-да! Чужие, я знаю. Укол ему! Это дяди-Петины санки.
– Так не выражаются люди. Надо говорить – «санки дяди Пети». Ладно. Папа с работы придет, починит. Господи! Ни своих вещей не бережет, ни чужих! Что за ребенок?
Что, братан, не прокатило?
– А еще он…
– Василий!
– А я и не ябедничаю…
– Да? Тогда ладно. Ну что он еще натворил?
Нормально? Как у них от такой логики голова еще не квадратная?
– А еще он монеты без разрешения брал!
Опа! А вот это залет, боец…
У нас, точнее у матери, есть небольшая коллекция иностранных монет. В основном – немецких, времен Третьего рейха. Находили их в развалинах домов сразу после освобождения города в сорок четвертом году. Плюс монетки стран социалистического лагеря – всякие стотинки, грошики, филлеры да прочие пфенниги. Бабушка одно время подрабатывала вахтером на стадионе КЧФ и общалась с иностранцами. Что называется, не без выгоды. Есть у нас даже, упаси бог, целый один доллар! Бумажный. Серо-зеленый, мрачный и… жутко опасный. Поэтому он и хранится в отдельной жестяной коробочке, как в изоляторе строгого режима. Бедный Джордж!
– Виктор! Это правда?
– Чего «правда»?
– Монеты брал?
– Ничего я не брал. Я даже не знаю, где они лежат.
Вру, конечно. Чтобы я и не знал!
– Ага! Он знает, знает! В спальне на шкафу. За швейной машинкой.
– Так это Василий знает, а не я. Теперь, правда, и я в курсе. На шкафу, говоришь, Вася?
– Василий! Так это ты монеты брал?
