Однако бог пока миловал. К счастью, обходилось… и мы вновь и вновь отважно вписывались в очередной изгиб головокружительной дороги.
Я стоял за кормовым поручнем на задней площадке и рассматривал затылок деда Полищука, сидевшего лицом вперед с правой стороны салона.
Значит, когда-то тебя звали… Лихо?
Там, в сорок четвертом.
Надо полагать, из-за бед и несчастий, свалившихся на твою несчастную долю? Голод, холод, телесные раны и душевные переживания? Такие вот чуткие и романтичные мужики оказались у тебя по соседству, что сочувственно за твои горемычные лишения и прозвали тебя Лихо. В смысле «долюшка твоя тяжкая», «беда, да и только», «горемычный ты, несчастный человечек».
А я, выходит, и поверил.
Проглотил эту… лажу, как последний лопух! Как обыватель двадцать первого века, замыленный слюнявыми сериалами и отупевший в болоте расхожих штампов из социальных сетей.
Как там в статусах?
«Всем друг друга жалко»? «Будь милосерден, и все зачтется»?
Звучит приятненько. По крайней мере, хотелось бы, чтобы так и было у людей нового столетия. А поправку на послевоенную действительность прошлого века трудно было сделать?
Кому могли дать прозвище «Лихо» суровые и циничные фронтовики, знавшие, в отличие от нас, мягкотелых потомков, истинную цену жизни? Опаленные войной люди, для которых пик романтики – это лишний кусок мыла для семьи, полушка хлеба пополам с сиюминутным товарищем или же чинарик в ползатяжки по кругу целым отделением перед смертельной атакой на врага…
Лихо для них – это не «беда».
Лихо – это просто чудище одноглазое, персонаж из русских народных сказок.
А значит, прозвище такое могут дать… одноглазому!
Где мои мозги были? В шишку на затылке ушли? У Полищука ведь глазной протез, он сам по нему пальцем щелкал! Метка на всю жизнь, с его слов, оставленная ему чудовищем со звериной, нет, с сатанинской кличкой Шайтан. Палачом, который из-за своей ущербности калечил беззащитных узников концлагеря «Красный». И который принял смерть от своей собственной жертвы. Заслуженно и справедливо.
Только… принял ли на самом деле?
Меня заверяли, что одноглазый Лихо убил одноглазого Шайтана.
Ведь так?
Я поежился. Потому что…
Потому что, сдается мне, это очень и очень далеко не так!
Автобус очередной раз обреченно рыкнул, стукнул карданом и вновь испортил воздух для своих безропотных пассажиров. Вместе с железным братом мы стоически карабкались к Байдарскому перевалу. Уже остались внизу и позади мокрые ошметки рваных зимних туч, и небо вновь стало высоким. Только без синевы. Оно стало светло-светло-серым, холодным и неприступным. Сквозь расшатанные створки автоматических дверей автобуса ощутимо тянуло сыростью. Становилось холодно. До дрожи…
Не так все было, как рассказал мне Полищук! Совершенно не так. Можно сказать, почти диаметрально наоборот! Все проще и сложнее. И страшнее.
Это не Лихо убил Шайтана.
Это одноглазый Шайтан… нет, даже не убил… он сам стал… Лихом одноглазым!
А до этого – да… все же убил.
Убил, надо думать, заключенного с фамилией Полищук. Которого звали Сережа. И у которого жена тоже была заключенной и в лагере… сошла с ума. Что нетрудно себе представить. А можно даже предположить, что надорвала она себе психику вовсе и не случайно. Ей помогли целенаправленно, так как сумасшедшая жена подмену мужа в будущем заметить не сможет. На то и расчет.
Вот так!
Как же все-таки дует снизу. Не заболеть бы…
Дашей, кажется, ее звали? Полищук Дарья. Подпольщица легендарной группы «Сокол», в которую входили артисты симферопольского драмтеатра. Малоизвестные герои той страшной войны, погибшие все до одного в неравной схватке с фашистской нечистью.
Их убили за три дня до освобождения города нашими передовыми частями.
Почему об этих людях не пишут книги, не снимают фильмы, не ставят им памятники? Монументы, обелиски в каждом городе, поселке, в каждом уголке Крыма? Почему? Впрочем… возможно, я не прав. Возможно, все это даже некоторым образом делается, но как же этого мало! Мало даже сейчас, в спокойные и сытые семидесятые годы двадцатого века. Называйте их хоть застойными, хоть зашоренными, хоть прокоммунистическими.
Это время – благополучное на полную катушку! Без дураков. Это правильное время. Здоровое. И тем не менее все равно даже тут про своих героев, про настоящих героев говорят с каждым годом все меньше и меньше. До обидного. Так мы и докатимся до последнего десятилетия безумного века, когда вообще перестанут вспоминать людей, погибших за наши благополучные времена. Когда кто-то коварный, кто-то подлый и нечистоплотный будет знак «плюс» через колено ломать на знак «минус». И наоборот.
И героями станут не скромные артисты-подпольщики, а их палачи! Не комсомольцы-молодогвардейцы, а добровольцы дивизии ваффен-СС «Галичина». Шуцманы и полицаи. Предатели и коллаборационисты. Бандера и Шухевич! «Нацики» и «фашики», на злобу дня украсившие себя лживой и затейливой приставочкой «нео-». И свастикой самых разнообразных калибров. От «вольфсангеля» до «коловрата».
Как такое могло произойти?
Не благодаря ли таким затихарившимся уродам, как этот дедушка Полищук?
Или все же не Полищу́к, а… Крохмалюк? Тот самый Степа Крохмалюк, отмеченный в немецких архивах в положительную сторону за аномальную жестокость. Сапер-красноармеец, потом советский военнопленный ненадолго, и сразу затем – курсант школы абвера Красавец, шуцман, потерявший глаз под Кортелесами, палач концлагеря «Красный», нелюдь, получивший прозвище Шайтан за неуемную и ненасытную жажду крови…
Шайтан.
Лихо одноглазое.
Убийца старой татарки с детьми в трущобах по улице Эстонской, наверняка знавшей больше положенного. К примеру, кто именно пристроил сумасшедшую Дарью в брошенном помещении.
И убийца семьи Кондратьевых в поселке Камышлы.
Зверь, привыкший по старой военной привычке даже собак зачищать на месте собственного преступления. Кровавого преступления… как и в прежние годы.
Активист и ветеран войны.
А на самом деле – оборотень, ставший в конечном итоге аж инструктором идеологического отдела горкома! Да еще и курирующим оперативную группу КГБ, которая занимается его же поисками. Ловко!
А ведь найденный нацистский значок «За борьбу с партизанами» мог мне и раньше все это подсказать! Ведь очевидно же сейчас, что его мне подкинули специально, чтобы сбить со следа. В расчете на то, что ухватим мы… ну ладно… я лично ухвачу самую очевидную версию его находки в доме Нарбекова. У кого нашли – тот и хозяин. Приманка для дураков.
И ведь повелся же!
А хозяин той хибары, надо думать, уже на том свете. Тот самый Татарин, парализованный ветеран, о котором Полищук-Крохмалюк просто не мог не знать, работая с ветеранским Советом города. И о котором услышал от меня, болтливого малолетки. Получается, это я приговорил Нарбекова, как ни крути. Его самого и сестру, которая за ним ухаживала.
