Этот стук в домике, в котором я получил доской по голове.
А ведь это стучала крышка в подпол! Там мы, скорей всего, и найдем два трупа, если я сегодня сам останусь в живых. Ведь тогда я практически застал Шайтана с поличным! Сработало то самое мое мистическое везение. Застал убийцу, когда он подчищал за собой следы очередного преступления! Я ведь тогда шумел, хозяев звал. Он меня услышал и притаился в темной комнате. А когда я вошел – он и оприходовал меня дюймовкой по глупой моей бестолковке. Хотел насмерть, но не вышло. Живучие мы, путешественники во времени.
То-то он удивился тогда при встрече у Дворца пионеров!
Можно, конечно, списать собственную недальновидность по поводу найденного значка на свежеполученное сотрясение мозга, но… к чему мне эти оправдания? Особенно сейчас, перед жутковатой неизвестностью, в которую, кряхтя, тащит нас с Шайтаном разболтанный автобус.
А ведь мелькала же у меня тогда мысль: не все так просто с этим значком. Ой непросто! Слишком очевидна и демонстративна находка. И по всему было видно, что на нашего разыскиваемого убийцу Татарин-Нарбеков тянет слабовато. Хотя бы потому, что парализован. И оба глаза на месте. Версия с симуляцией паралича выглядит сейчас, как минимум, идиотской. Притянутой за уши.
Значит, манипулировал Шайтан нами как хотел. Да-да, помню… не нами, а мной. Манипулировал мною, изощренно, многомудро и со знанием дела. Опыт в таких делах, получается, у него великий. Еще бы! Сам собирал материалы для суда над гитлеровскими пособниками. Альбомы составлял с чудовищными фотографиями из концлагеря, свидетелей находил, очевидцев. Курировал Совет ветеранов, нас. И никто даже не заподозрил!
В бочке с крысами выживает одна. Та, которая в конце концов сожрет всех остальных. Потому что сильнее и хитрее. Подлее.
Ты, Полищук, крысоед! Коварный и жестокий.
И самое страшное, что… умный.
И так в итоге тупо подставился! Сам себя перемудрил с выдуманным нами воришкой-расхитителем гробниц. Решил, что мы умнее и хитрее, чем кажемся. Повелся. Схватил наживку так прочно, что главную ставку сейчас делает на… мальчишку!
А Ирину, значит, ты вывел за рамки игры. На всякий случай.
Взрослая она, поэтому опаснее, чем малолетка. На равных тебе играть не хочется.
Что ты с ней сделал, гад? Жива ли она?
Где Ирина, сволочь фашистская?
Автобус неожиданно затормозил.
Впрочем, неожиданно только для меня: слишком глубоко я задумался. На самом деле это штатная остановка в поселке Орлиное. До Байдар еще километров пять.
Двери с треском распахнулись, и народ с задней площадки стал неторопливо вытекать в прохладную хмарь. Скоро уже начнутся сумерки, зимой темнеет быстро. Может быть, мне плюнуть на все и тоже сбежать в синеющую прохладу от предстоящих неприятностей? Не зря же меня предупреждали о вариантах летального исхода разборок с разыскиваемым убийцей.
Вот сейчас я Диане верю.
Верю, как нигде никогда никому не верил! От души.
Какая же она добрая и хорошая женщина. Раз меня предупредила, второй, третий. И все без толку! Какой же я неблагодарный… мальчик. И непослушный.
Где же ты, Диана?
– Эй! Караваев. Витя! Я здесь.
Я в изумлении выпучил глаза на закутанную в изношенные пуховые платки древнюю старушку, которая взгромоздилась на первую ступеньку автобуса и дальше почему-то не проходила. Заходившим пассажирам она не мешала, так как оказалась последней. Стояла наполовину внутри, наполовину снаружи и не давала возможности водителю закрыть двери.
– Э-э… Диана С-сергеевна. Это вы?
– Тише. Конечно, я. Кто же еще? На, держи!
Она сунула мне что-то в руку и не по-старушечьи ловко выпрыгнула из автобуса.
Суставчатые створки автобусных дверей с лязгом отрезали от меня волшебную Принцессу в образе стареющей королевы-матери. Правда, слегка поизносившейся и несколько поиздержавшейся. Впереди сидящий Полищук обернулся, удостоверился, что я на месте, и вновь вальяжно раскинулся на сиденье.
Я поднес к глазам то, что получил в качестве прощального подарка от доброй феи.
Карабин.
В недоумении я даже поскоблил его ногтем.
Нет, не мерещится.
Стальной туристический карабин треугольной формы с потертыми углами и блестящими от частого использования внутренними скобами. С удобной пружинистой защелкой и резьбовой муфтой-предохранителем.
И что это должно означать?
Глава 32
Ни пуха ни пера
Осторожно притормаживая на слегка оледеневшем асфальте, автобус аккуратно въехал на открытый изгиб дороги на самой верхушке Красной скалы. Двери распахнулись, окончательно выпуская из салона последние капли тепла. За серыми руинами разрушенного храма вдали виднелось далекое море, слегка размытое влажным студеным воздухом до состояния нереальности. Оно даже не радовало синевой, сейчас море по цвету напоминало расплавленный свинец, в гигантских количествах разлитый под крымскими утесами. Горизонта видно не было, отчего возникало ощущение обмана, какой-то искусственности, игрушечности окружающего ландшафта. Казалось, что все кругом ненастоящее, придуманное чьим-то мрачным гением, не лишенным своеобразного эстетического вкуса.
Безрассудная инсталляция каменного хаоса.
Буквально метрах в сорока угадывался крутой обрыв. За ним, страшно далеко внизу, смутно виднелись белые пятна частных домиков и санаторных корпусов в серо-коричневом киселе зимнего леса с редкими белоснежными проплешинами и точечными празднично-зелеными вкраплениями одиноких сосен. Справа и слева вызывающе неприступные скалы прятали свои каменные зубья в тревожно рваных и постоянно текущих куда-то низких клубках серых туч. Остро пахло прелой листвой и мокрым камнем. И чистым-пречистым воздухом… до головокружения!
– Чего замер-то? – прозвучало за спиной. – Прыгай давай. Водитель ждать не будет.
Действительно, чего я застыл истуканом прямо на подножке?
Остановка конечная, и все пассажиры, коих насчитывалось буквально единицы, давно уже покинули салон. Кроме меня и… странного зловещего типа под условным наименованием «Полищук Сергей Михайлович», который меня сейчас нетерпеливо подталкивал в спину.
Поправив бабушкину сумку на плече, я спрыгнул на землю.
Одинокие силуэты наших редких попутчиков медленно удалялись в сторону спуска к Форосу: туда автобус почему-то не доезжал. Около церкви остались лишь мы да какая-то старушка-богомолица в черном тряпье, истово крестящаяся на остатки черных куполов. Православную аккуратно за локоток поддерживал, скучая, деревенского вида молодой парень в телогрейке с могучими покатыми плечами. Судя по его открытому рту и присохшей слюне в уголке рта…
Впрочем, какое мне дело до его интеллектуального уровня?
