– Польские? Ну-ну, разберемся. Ты продолжай, продолжай.
– Так вот. Этот Петр, по голосу человек достаточно пожилой, сказал, что всю свою жизнь посвятил розыску документальных источников, подтверждающих участие коллаборационистов в охране концлагерей и в массовом уничтожении узников в годы Великой Отечественной войны. А также задолго до ее начала!
– Что? – насторожился Полищук. – Что ты имеешь в виду?
– Лично я… ничего не имею. При чем здесь вообще я? Это слова нашего будущего информатора. Он, оказывается, в концлагерь попал еще в тридцать шестом году! В Польше… – Я сделал очень выразительную паузу в неожиданно наступившей тишине и торжественно закончил, медленно и отчетливо выговаривая слова, легким эхом отскакивавшие в подкупольное пространство: – В окрестностях небольшого городка, который называется… БЯЛА-ПОДЛЯСКА!
Подстава удалась.
Я глаз не сводил с нашего лжеветерана и видел отчетливо, как перехватило у него дыхание. А потом и глаза выпучились до такой степени, словно тайным их желанием было непременно ткнуться слизистой своей оболочкой в толстые стекла очков. Впрочем… один глаз все же оставался равнодушным. Искусственным. Мертвым. Как душа у этого оборотня.
Судя по повисшей в храмовой тишине паузе, я оказался прав. Целиком и полностью. Смутный намек на старшего брата Петра, попавшего до войны в польский концлагерь, – такой эффект мог вызвать только у его родственника. А точнее – у его младшего брата, Степы Крохмалюка, предателя Родины, садиста и убийцы.
Неожиданно Полищук с силой схватил меня за плечи и несколько раз встряхнул так, что я своей шишкой на затылке снова зацепил что-то твердое сзади. До слепящих искр в глазах.
– Что ты сказал? – страшным шепотом произнес дед. – В каком городе? Повтори!
Я возмущенно дернул плечами в попытке вырваться. Куда там! Словно в тиски попал.
– Мне больно! – пискнул я придушенно. – Отпустите!
– В каком городе? – медленно и зловеще повторил свой вопрос Полищук, вплотную приближая ко мне свое лицо.
И вновь глаза у него расползлись в разные стороны. И жутко, и смешно одновременно. Непередаваемые впечатления!
– Вы что?! – яростно забился я в железных лапах. – Выдавить меня хотите? Я вам что, тюбик с пастой?
Если быть до конца честным, освободиться можно легко. Для того, кто не знает, – нужно резко совершить три действия одновременно: быстро поджать под себя ноги, поднять руки через стороны вверх и повернуть туловище вниз по часовой стрелке. Спросите, почему не против? Очень просто – левый бок, который на какой-то миг будет беззащитен, наименее уязвим. А с правой стороны – только одна печень на полтуловища. Так вот, эта троица движений, выполненная быстро и слаженно, надежно освобождает даже очень слабого человека. Или ребенка… если его хватает взрослый урод.
Впрочем, я отвлекся.
Нельзя мне демонстрировать этому шакалу навыки русского боя. Пока нельзя…
Полищук между тем еще сильнее сжал мои плечи и еще раз встряхнул, вновь приложив меня затылком о кирпичную кладку.
– Ты откуда, щенок, знаешь… про Петра? – прошипел оборотень, буравя мое лицо ненавидящим глазом. – Про тюрьму польскую где услышал? Начальник твой сказал?
Ах, вон оно что!
Теперь-то все и сложилось. Ровненько. Тютелька в тютельку.
Эта морда просто услышала, как я давеча у Дворца пионеров окликнул Пятого и спросил у него, откуда я помню про Бяла-Подляску. Я так понял, морда в тот момент очень сильно напряглась и стала чуть позже выедать мозг у нашего Шефа. Типа хочу участвовать в ваших делах, сил нет от переизбытка сознательности. И торопила эта рожа всех по той же самой причине: почувствовала зверюга красные флажки вокруг своего логова. И самым жгучим флажком оказалась… Бяла-Подляска!
Какие еще нужны доказательства?
Достаточно вам фактов, гражданин охотник за оборотнями?
А ведь, судя по нажиму на мои плечи, дедушка не планирует школьника Гагарина отпускать живым из разрушенной церквушки. Зачем? Про место встречи он все рассказал, время известно, а детали не столь важны. Группа захвата пока не опасна, она будет ждать подозрительных субъектов на подъездах и подходах к храму. А по расчетам этого бешеного зверя, ему достаточно дождаться курьера, отобрать архивы и зачистить свидетеля. Думаю, путем опрокидывания последнего в гостеприимную для него пропасть. А потом прикинуться дурачком – хотел, мол, поприсутствовать, посодействовать, вы уж не обессудьте, что так вышло. А где ваш мальчик с девушкой – знать не знаю, ведать не ведаю, говорил же, недисциплинированные они…
Все ровно рассчитал.
И только тот факт, что курьер может оказаться его собственным родным братом, вводит Полищука в неконтролируемую ярость. Планы ведь ломаются! Его стройные, продуманные и беспроигрышные, как это было все время до последнего мгновенья, планы.
Вот его и колбасит не по-детски.
Все!
Достаточно меня жамкать.
Я по отработанной методе выскользнул вниз из смертельных тисков, кувырнулся в сторону по битому кирпичу, теряя сумку, и в последней точке вращения что было сил врезал деду ногой по щиколотке. Потом, поднимаясь на ноги, вдруг вспомнил, что зимой обычно у людей место таранно-малоберцовой связки скрыто под кожей ботинка и мой удар может быть недостаточно болезненным. Просчитав это в долю секунды, я еще слегка задержался, чтобы размахнуться и пнуть дополнительно начинающего приседать врага чуть ниже коленной чашечки, метясь в центр голени.
Полищук охнул и стал заваливаться набок.
Не дожидаясь финала этого чудесного представления, я нырнул под арку. В круглой пристройке около алтаря я еще раньше заметил просвет зимнего неба. Служебный выход. Ведет к задней части храма, где за просторной площадкой и находится южный склон Красной скалы.
На этом, гражданин Полищук, или как тебя там, наше совместное сотрудничество будем считать законченным по обстоятельствам непреодолимой силы. Не оправдал ты возложенного на тебя высокого доверия.
А я еще поживу чуток.
Возможно… Так как неожиданно, уже в дверях запасного выхода, манящего меня вожделенной свободой, услышал вдруг за спиной тихий булькающий смешок, сам того не желая остановился и медленно, будто в оцепенении обернулся назад.
– И куда же ты, родной? – проскрипело темное нечто, уже почти поднявшись с колена в вертикальное положение. – Вниз головой с обрыва? Ню-ню. Эй! Сумку забыл!
Ужас толкнул меня сзади упруго, словно взрывной волной, отчего я буквально скатился со ступеней крыльца, с трудом удержавшись на ногах. Заметался на площадке.
А в спину несся нечеловеческий лай вперемежку с хриплым смехом:
– Хэльц унд байн-брухт, кля́йне! Хэльц унд байн-брухт!!!
[11]
