Вот и «рідна мова» прорезалась. С неповторимым фрикативным «г»! И с «борзо» – явно указывающим на безмятежные юные годы среди хуторов польского подбрюшья. Это чтобы сомнений у меня не оставалось в происхождении этого урода? Или просто отпала необходимость притворяться русаком? Похоже на второе…
На площадке что-то звонко щелкнуло.
Что это? Стрельба? Он шмаляет там, что ли? Этого мне только не хватало!
Вот и ниша наконец-то. Я с облегчением рухнул в относительно безопасный проем.
– Хахарин! Ты дэ, хлопчик? Куды подывався?
И вдруг черная молния с оглушительным треском рассекла пространство у меня прямо перед глазами. Из камня слева вылетела длинная искра и исчезла внизу.
Это что? Плеть?! Этот дед плеть с собой таскает?
Еще один взрывоподобный разряд! Теперь конец хлыста со свистом рассек воздух внутри ниши. В полуметре от моей головы! Я инстинктивно вжался в заднюю стенку.
– Ну, ты дэ там, Хахарин? Вылазий давай, ш-шайсэ! Или сам… – Глумливое похихикивание сверху. – Давай сам стрыбай. Прыгай! Ты же… Хахарин!
Я нащупал молоток. Слабая защита от плетки, но все же…
В материалах по концлагерю про Шайтана (черт, он же сам все это и собирал!) было кое-что про эту плеть. Что делал ее палач из проволоки и бычьей кожи. Мастерски владел и не расставался с этим орудием убийства ни на секунду, носил свернутую в рукаве.
Теперь можно уточнить: носит. До сих пор носит!
Выкурят они меня отсюда.
Или плетью, или при помощи сладкой парочки уродов, крадущихся сейчас ко мне с разных сторон. Я выглянул из ниши, пока Полищук сверху готовился очередной раз метнуть свою «молнию» в мою голову. Так и есть. Метрах в десяти слева и справа – мальчик-дебил и девочка-кикимора, стоят и наблюдают, как главный паук вытаскивает своим гибким жалом жертву на свет божий.
Судя по времени – сейчас следующая попытка…
Щ-щелк!!!
На этот раз я предусмотрительно припал к земле как можно ниже. Только и кончик кнута забрал себе больше пространства, царапнув грунт прямо около моей руки. Еще пара сантиметров – и рассек бы до кости.
– Эй, Полищук! – крикнул я, задрав голову. – Прихвостень фашистский! Ты меня слышишь, полицай недобитый?
Одновременно с началом задушевной беседы я нащупал страховочный костыль в ближайшей расселине и потянул на себя тяжелый трос.
– Ага! Чу́ю. Так що, Хахарин? Сам стрыбнешь? – отозвался дед. – Давай принэси людя́м задоволення!
– Прыгну! Если расскажешь, где сейчас Ирина.
– А зачем тоби, сынку? Ты вже мэртвый! Я з трупом зараз размовля́ю.
Гад!
Мне и так страшно до коликов, он еще и усугубляет.
Страх страхом, но последний свой шанс я все же использую.
– Тогда чего тебе опасаться, Полищук? Или как тебя там? Крохмалюк?
Наверху наступила изумленная тишина.
Я еще вытянул на себя пару метров каната и засунул скальный молоток себе сзади в штаны. Так, чтобы ручка прикрыла левую ягодицу и часть бедра с задней стороны. Это я кое-что вспомнил из методик Ганса Дюльфера. Своевременно, надо сказать.
– Звыдки ты знаешь? – зловеще проскрипело сверху. – Звыдки мое призвыще знаешь?
– Скажу, если про Ирину расскажешь.
Я снял с головы ушанку и вытер пот со лба. Волосы были мокрыми.
Шапку закрепил на правом плече, завязав шнурки на ушах под мышкой.
Встал в полный рост и, нагнувшись, пропустил трос между ног, завернув его сзади налево, чтобы веревка легла не на плоть, а на ручку молотка. Спереди канат перебросил по диагонали через правое плечо, через шапку, и выпустил конец слева снизу.
Карабин!
Вот зачем мне его дала Диана.
Откуда она могла все это знать? Хотя… вопрос риторический.
Я защелкнул карабином начало, конец и среднюю часть троса на себе – тройной пучок каната в особом месте. Примитивная обвязка Дюльфера, старинная и архаичная. Морально устарела. Сейчас ее не используют из-за малой комфортности и опасности перетереть кожу с мясом у ягодицы и на плече. Шапка с молотком мне в помощь!
– Жива твоя Ирина, – буркнул наверху Полищук, отбросив почему-то свой суржик. – Дуня ее отвела к себе домой, в чулане валяется, связанная.
– Говори, где Дуня твоя живет, – крикнул я, вытравливая лишние сантиметры троса вниз и натягивая конец, завязанный на костыле.
– А там, где ты меня встретил, – хихикнули сверху. – Я только из калитки вышел, где приложил твою дамочку доской по черепу, а тут ты шагаешь. Пока ты балаболил, как сорока, Дуняша ее пеленала в чулане.
– Гэй, Михалыч! – послышался противный писк справа от меня, совсем рядом, за откосом ниши. – Цэй шкет чевой-то с вировкою робыть. Так трэ́ба?
Дуня! Глазастая ты старушка.
– А он ще одна мотузка
[15], – густой бас слева. – Я дийду-ка мабуть… дотягнуся.
А это Матвеюшка-свет… Кретинович.
– Гагарин! – встревоженный голос сверху. – Задумал чего?
Держа трос внатяжку и бледнея от ужаса, я на ватных ногах выбрался из ниши и шагнул к обрыву.
– Гэй-эй, стий! – запаниковал верзила Мотя. – Вин по мотузци ходыть! Вниз хоче у бердо зийты!
[16] Михалыч!!!
Хочу. Ну и чего здесь такого? Кого… волнует чужое горе?
Шаг, еще шаг. Трос натянулся и плотно обхватил ногу, потом плечо. Из-под подошв опасно зашелестели камни. Удерживая тройчатый пучок над карабином, я по сантиметру стал вытравливать канат из-под себя. Лишь бы сейчас никто не помешал – самый сложный и ответственный момент. Нужно правильно упереться ногами в отвесную скалу, наклонить корпус градусов на шестьдесят (это над пропастью-то!) и начать спуск, пропуская петлю троса через собственные конечности, перебирая стопами по неровной каменной поверхности. Я уже говорил, что она отвесная на «ноль»?
Сверху зловеще хлопнул кнут Шайтана.
Но мой страховочный трос уже плотно улегся на дно прежде выбранной трещины в камнях и был недосягаем для механических повреждений. Так и было задумано… вчера. Подтравливая под себя канат и осторожно вышагивая по влажной скале, я все ниже и ниже спускался в сторону безопасной и гостеприимной бездны.
– Риж! Бричем вировку риж йому! Матвий! Кому я кажу́? Борзо!
[17]
