Темный крутой склон справа, густо заросший лесом, неожиданно посветлел. Гора словно бы раскололась надвое, образовав в этом месте своеобразную складку, извилистой расселиной впадающей в большое ущелье. Моя грунтовка на левом крутом повороте превратилась в небольшую площадку, в дальней части которой смутно просматривался пешеходный подъем в сторону леса – относительно широкая тропа, на месте примыкания с дорогой любовно обставленная округлыми кусками базальта по бордюру.
Да я знаю это место! Точно!
Это же тропа к Скельской пещере. Так вон куда меня занесло! Занесли. Завезли, блин.
Получается, мы не налево свернули к городу после ЮБК, а направо – к Чернореченскому водохранилищу. Миновали, значит, Скели, то бишь Родниковое, и по горной дорожке почти уже заехали в диковатый Узундженский каньон. Эта речка, кстати, журчащая внизу, и есть та самая Узунджа, в переводе с татарского «Весьма длинная река», если я правильно пониманию этот эмоциональный оттенок лингвистического построения.
И… ошиблась все же моя левая пятка: нужно было мне в начальной точке моего экспресс-похода все-таки возвращаться назад! Потому что развилка в город осталась именно сзади, километрах в десяти-двенадцати отсюда. А впереди находится заповедник, урочище, ландшафтный заказник регионального значения. Короче, дичь и глушь, говорю же – всего-то пара разбросанных по лесу жилых дворов. Там вообще зимой живут люди или нет? Понятия не имею.
Вот вам и «по кочану».
Ну что, назад?
Я поежился. Ночь полностью вступала в свои права, и становилось довольно свежо. Да что там – очень зябко мне тут становилось. Я бы даже сказал, что постепенно в природе начал ощущаться… ну просто жуткий дубак! Наверняка температура сильно зашкалила под ноль. Чай, не май месяц за бортом. Как бы не загнуться в этих благословенных местах от элементарного переохлаждения. Ирония судьбы – выжить над пропастью на сомнительной веревке и сгинуть тут… под веселое журчание горной речушки. Пусть и «весьма длинной», по мнению представителей титульной нации.
Нужно где-то обогреться, прежде чем отступать, как Наполеон из России. До урочища – меньше километра. Не может там не быть добрых людей, убивающих вечерок около чудесных печек-буржуек, у огонька на можжевеловых веточках.
Брр. Меня пробила крупная продолжительная дрожь по всему телу, выразительно клацнули зубы в первый раз, открывая свой персональный танцевальный сезон. Фестиваль Снежной королевы!
А собери-ка, мальчик Кай, слово «СЧАСТЬЕ» из… пяти букв – «г», «о», «в»…
Тьфу ты! Гадость какая в башку лезет! Прости, Ганс Христиан.
Надо срочно найти жилье, оттаять. Растопить в сердце льдинку отчаяния.
Я ускорил шаг, все больше углубляясь в глухомань заказника. Бог не выдаст, свинья не съест. По крайне мере, не должна. Везде же живут люди. Лесники, например. Тут коневодство какое-то в горах есть, я точно знаю. А кони – они ведь такие горячие зверюги! У них так тепло… в их благоухающих стойлах. А, вот еще! Где-то тут рядом есть детский спортивный лагерь на склонах оврага Куш-Кая-Дере, только до него еще пилить и пилить. И зимой… не думаю, что он ломится от пионеров. Но сторож-то должен быть!
Я, не особо себя контролируя, с шага непроизвольно перешел на бег. Размеренно потрусил рысью по извивающейся кверху грунтовке. До такой степени ярко вспомнил про коней?
Зато стало гораздо теплее.
Местность постепенно становилась все более пологой. Горная долина… «полна свежей мглой», туды ее в качель! Как раз в тему – «Ночная песенка странника» Гете. Любимое место в ней, по крайней мере, на данный конкретный момент: «Подожди немного, отдохнешь и ты». Оптимистичненько так! И актуально.
Я уже проскочил пару-другую каких-то темных полуразрушенных строений по бокам дороги. Брошенки. Холодные и неприветливые. Были бы у меня спички – подошли бы и эти развалины. Но огня у меня нет, и я упорно стремился к электрическому свету. Туда, где тепло и гостеприимно… наверное. И уже рукой подать, всего-то метров триста, за лесочком.
Дорога изворачивалась налево, а гостеприимный огонь мелькал где-то по правую руку.
Пришлось вламываться в лес, чтобы хоть как-то срезать путь. Под ногами все чаще и чаще похрустывали пятна снежных проплешин. Деревья вокруг напоминали уже не лес в классическом его виде, а густой и высокий кустарник, темный, мрачный и труднопроходимый. На самой опушке я неожиданно уперся в длинную поперечную доску. Следы человеческой деятельности. Ура! Ограждение, наверное? Так обычно в горах местные жители условно обозначают свои небольшие пастбища. Если я не ошибся и это ферма, то находится она в очень уж глухом месте!
На пустыре передо мной в темноте бугрились какие-то огромные валуны. Приблизительно моего роста, но очень массивные в ширину. Тяжело дыша, я поднырнул под доску и оперся на нее спиной, восстанавливая дыхание. За поляной с валунами меня звало и манило пятнышко света. Теперь тусклый огонек приобрел узнаваемую форму слегка перекошенного окошка, одиноко маячившего в россыпи темных приземистых строений. Холодно было невыносимо, но вслепую лезть тоже не хотелось. Чего людей пугать? Потрачу минуту на «оглядеться».
Неожиданно ближайший валун утробно рыкнул и… потрусил в мою сторону!
Какой-то животный, инфернальный ужас, отягощенный ну очень подходящим временем суток, пронзил меня насквозь. Я для затравки непроизвольно подпрыгнул на месте, потом, ничего толком не соображая, нырнул под доску и с треском вломился в несчастные голые кусты. Ветки сопротивлялись и далеко пропускать меня в свои дебри даже и не собирались. Я забился в панике и… развернулся лицом к опасности, предпочитая встретить смерть лицом к лицу. Хватит уже мне шрамов на пятой точке!
Всхрапывающая гора остановилась около забора и повела в мою сторону тупорылой бесовской харей с длинными нависающими на морду ушами. Свинья, что ли? Я свиньи испугался? Я в сердцах освободился от приставучих колючек и осторожно приблизился. Чудовище угрожающе заворчало, копнуло перед собой землю короткой лапой и настороженно замерло.
Ничего себе!
Свинья, да… и не совсем свинья. И крупнее, и… страшнее. Мутант какой-то. Массивный, мускулистый, зверообразный комок ненависти, судя по выражению маленьких поблескивающих в темноте глаз. И цвет у него… далекий от жизнерадостного свинячьего оттенка, темно-коричневый с черными пятнами в районе загривка, оставляющий впечатление грозного дикого зверя. И покрыта это камуфлированная махина бурой жесткой растительностью, местами даже свисающей с боков. Фу, какая неприятная… морда, напоминает огромную собаку из сказки «Огниво». О! Второй раз Ганс Христиан где-то перевернулся. А что? Я виноват, что так похоже? «К свиньям собачьим» – не отсюда ли случайно пошло?
Какое злобное и недружелюбное существо!
Тварь неожиданно шевельнулась нетерпеливо, не отводя от меня выразительных глазенок, и вдруг… укусила нижнюю доску в ограждении. Доска хрустнула. Чудовище снова уставилось в мою сторону. Типа ну как, понравилось? Подойди, мол, поближе… еще больше охренеешь!
