В дверном проеме появился отец Кокс.
— Бернар Травер, — заявил священник властным тоном, — слишком много крови уже было пролито. От имени Того, кто потребовал: «Не убий», я приказываю вам сохранить жизнь этому человеку.
— Как, отче? Вы хотите помиловать этого негодяя, помиловать, чтобы позволить ему совершать новые преступления?
— Он не сможет остаться преступником. Он наш пленник, и он пойдет с нами. Я еще не знаю, какая судьба ждет его, но в любом случае у него будет возможность раскаяться, перестать жить преступной жизнью и таким образом, возможно, спасти свою жалкую душонку.
Вэйн наконец смог перевести дух. Он не мог поверить, что отец Кокс, за голову которого он назначил цену, может помиловать его. Но он не смог поверить не только своим ушам, но и своим глазам, когда зеленый призрак откинул капюшон. Это оказался его слуга Беллоу!
Эпилог
1860 год.
Три изможденных человека пересекали гористую область Северной Америки, дикую и опасную из-за индейских племен, таких, как сиу и пони, бродивших в этой местности в надежде на добычу и месть белому человеку.
Но опасность не пугала этих людей. Слишком многочисленными были эмигранты, которым требовалось оказать помощь. Нельзя было забывать и краснокожих, которым было необходимо передать божественное Слово.
Все трое были солдатами Господа, готовыми отдать свою жизнь за Веру.
Двумя годами позже редкие путники, проезжавшие здесь, никогда не забывали остановиться перед тремя небольшими деревянными крестами.
Это были могилы трех Божьих посланников, заразившихся и умерших, когда они лечили индейцев племени пони, заболевших лихорадкой, страшным бичом этих мест.
Старательные, хотя и неловкие руки вырезали их имена в твердой древесине, быстро покрывшейся зеленым мхом:
Отец Кокс
Бернар Травер
Ричард Т. Вэйн
Сокровище подземелья
ПовестьГлава I
Призрак Мату Гросу
Окоти осторожно поднял голову и огляделся. Потом он быстро пополз к колючему кусту, послужившему ему убежищем, так как услышал странный шум.
Несущие угрозу звуки приближались, а у Окоти не было оружия.
Колючие ветки раздвинулись; появился кабан, покрытый черной шерстью. Его блестящие глаза злобно уставились на человека.
Окоти улыбнулся. Всего лишь дикий поросенок, ничего особенного. Жаль, что у него не было с собой ни копья, ни даже ножа. Он сильно проголодался, и кусок жареной свинины пришелся бы весьма кстати. Но особенно жалеть об этом не стоило — он должен был соблюдать осторожность, и ему было не до охоты. Его жизнь была в опасности.
Он не мог продолжать прятаться в кустах. Вокруг него начали виться большие зеленые мухи, и, что было гораздо хуже, в покрывавших почву опавших листьях то и дело мелькали коралловые змейки. Одного укуса этой красивой рептилии было достаточно, чтобы отправить его к праотцам.
Может быть, ему стоит рискнуть и двинуться к реке? Это давало ему какой-то шанс на спасение. Если он вообще мог надеяться, что останется в живых…
Собрав в кулак все свое мужество, он выбрался из колючего куста так ловко, что не зашуршал ни один сухой лист, не треснула ни одна ветка. Он оказался на узкой тропинке. Над тропой склонялись могучие ветки деревьев, с которых лениво свисали змеи, очень похожие для неопытного взгляда на обычные лианы. Он знал, что эти змеи не опасны, если не дергать их за хвост, и спокойно проскользнул мимо них.
Индеец какота, захвативший его, был вынужден отпустить пленника, почувствовав приближение врага. Возможно, теперь он собирался вернуться, чтобы силой увести его в лесную чащу?
Он резко остановился. Перед ним поперек тропинки лежал тот самый индеец какота с остекленевшим взглядом, продолжавший сжимать в руке деревянное копье.
Окоти осторожно приблизился к телу врага, убедился, что тот мертв, и с отвращением пнул его ногой.
— Вонючая гадюка! Шелудивый пес! Надеюсь, что твоему духу не суждено покоиться в мире!
Страшные слова в устах двенадцатилетнего ребенка. Но гнев Окоти был вполне понятен.
Он принадлежал к мирному племени индейцев морокуи, жившему за счет ловли рыбы, кишевшей в реке Жапура, и охоты на мелкую дичь в прибрежных лесах. Индейцы морокуи дружелюбно встретили белых миссионеров и не возражали против крещения их младенцев. Время от времени они добирались по Амазонке на своих узких длинных пирогах до Манауса, где общались с приветливо встречавшими их белыми людьми.
Осталось ли что-нибудь от их племени, спокойно жившего на берегу великой реки? Их небольшая деревушка была уничтожена огнем, мужчины и женщины перебиты, а дети унесены в бесконечный девственный лес. Окоти видел собственными глазами, как упал добрый отец Санчес с сердцем, пробитым стрелой из лука.
Виновными в этом ужасе были индейцы соседнего племени какота, с которыми морокуи мирно сосуществовали много лет. Один из них, настоящий великан, ворвался в хижину родителей Окоти и уволок мальчугана в лес, избив при этом беднягу до полусмерти.
Окоти задрожал. Ему доводилось слышать рассказы о том, что индейцы какота приносили своим богам человеческие жертвы. Еще более жуткие рассказы невнятно упоминали о том, что какота очень интересовались человеческой плотью, особенно если речь шла о детях.
Окоти тайком призвал на помощь святую женщину, о которой часто рассказывал отец Санчес. Красивая женщина в длинной одежде, голубой, как небо, с лучистыми, словно восходящее солнце, глазами. Конечно, она услышала его призыв, поскольку похититель детей лежал мертвым у его ног. Окоти заметил на лбу индейца небольшое отверстие, их которого вытекала тонкая струйка крови.
Он осмотрел оружие врага — тонкое копье с острым наконечником, лук и стрелы, очевидно, отравленные, и блестящий нож, очень похожий на те, что он видел у белых. С этим оружием он мог теперь охотиться, и ему не грозила голодная смерть.
«Жаль, что наткнувшийся на меня кабанчик больше не появлялся», — подумал он.
— Карру! Бу-бу! Карру! Ух, ух!
Крики послужили сигналом для настоящей лавины орехов, больших и очень твердых. Один из них ударил его по поврежденному плечу, причинив сильную боль.
Таким образом его встретили обезьяны-ревуны.
Окоти видел их сквозь плотную листву, когда они срывали орехи, чтобы обстреливать его.
