Огромный кит то и дело показывался на поверхности водоема; рядом с ним кувыркался нарвал, старавшийся потереться боком о небольшую льдину.
— Я не дал бы за этого кита и одного сантима, — сказал Каплар, вспомнив свое прошлое китобойца. — В этом ките находится по меньшей мере три десятка тонн жира, но этот жир на редкость вонюч, поэтому кита стараются не трогать.
Им пришлось говорить очень громко, чтобы преодолеть оглушительный галдеж стай водоплавающих птиц, чаек, олуш, глупышей и уток.
— Очень странно, — пробормотал граф де Вестенроде. — В открытом море подобное зрелище не показалось бы мне необычным. Такое количество птиц на прибрежных скалах следует считать вполне нормальным. Но здесь, во внутреннем водоеме, да еще таком небольшом…
Ансельм Лемуэн, одиноко бродивший в стороне, наткнулся на несколько валявшихся на пляже трупов, вокруг которых суетились чайки.
— Гигантские акулы, — сообщил он, не вдаваясь в детали.
Путешественники подошли к нему, чтобы рассмотреть останки самых опасных рыб северных морей.
— Добыты с помощью гарпуна, добиты топором, — сообщил старый моряк.
Гигантская акула — это настоящее чудовище, опустошающее северные моря. Она способна вцепиться в кита весом в добрую сотню тонн и медленно пожирать его живьем.
— Этот факт говорит о многом, — задумчиво произнес граф.
— Это уж точно, — ухмыльнулся Ансельм Лемуэн. — Скажите мне, кто способен потратить время, чтобы поймать и убить этих чудовищ? Только люди, старающиеся сохранить содержимое своей кладовки или садка, черт возьми! Я не сомневаюсь, что этот водоем — настоящий садок, используемый кем-то с этой целью.
— Вы правы, об этом я и не подумал! — воскликнул граф. — Полагаю, я не сильно ошибусь, если скажу, что владельцы этого «садка» — это «каменные головы».
— Они особенно ценят жесткую, со специфическим привкусом плоть нарвалов, — добавил Холтема.
— Следовательно, можно рассчитывать на встречу в окрестностях с «каменными головами», — сделал вывод Ивон Тейрлинк.
— Похоже, в твоих мозгах, парень, что-то начинает меняться к лучшему! — Ирония в словах Лемуэна была очевидна.
Повернувшись к графу, он добавил:
— Наверное, ваш компас хотел подшутить над вами, но ему это не удалось. Я думаю, что мы все равно находимся на верном пути.
— Вы так думаете? — задумчиво пробормотал граф.
— Это путь, который ведет к Блоссевилю, — резко заявил Ансельм. — Если лейтенант не показал кое-что на своей карте, то у него наверняка были для этого основания.
Путешественники молча вернулись в палатку. Ригольбер быстро приготовил ужин, хотя вечер был в данном случае всего лишь условным понятием, поскольку в это время года разница между днем и ночью отсутствует.
Киты медленно уходили на запад, тюлени то и дело ныряли, птицы садились на далекие скалы, а несколько олуш продолжали безостановочно кружиться. Недаром про них говорят, что олуши никогда не отдыхают.
— Попытаемся уснуть, — сказал Списсенс. — Кто знает, не станет ли для нас завтрашний день серьезным испытанием?
— Даже если завтра не будет обычного утра, я все равно с удовольствием заберусь сегодня в свой спальный мешок, — сказал, зевая, Эме Стивенс.
Очень скоро все путешественники спали глубоким сном.
Ночью Гюстав начал бредить.
— Глубокие дыры… Гроты… Зеленый свет… Живые камни… — негромко бормотал он, не открывая глаз. Спавший рядом с ним Ансельм проснулся и приподнялся на локте, чтобы прислушаться к словам юноши.
— Да, весьма похоже, что завтрашний день будет не только тяжелым, но и опасным! Что делать, на все Божья воля! То, что должно случиться, случится…
Глава XIII
Наследство
Гюстав Леман ущипнул себя за руку, потом за бедро, потом за щеку. Нет, он не спал. Его непонятное состояние не показалось ему особенно удивительным, потому что он нередко был не в состоянии отделить сон от бодрствования. Он зажмурился и пробормотал:
— Полежу немного, пока это не пройдет.
То, что он при этом имел в виду, было странным видением, сочетавшимся с необычными ощущениями.
Когда он улегся спать, ему некоторое время было холодно, и он подумал, что температура снаружи резко понизилась. В то же время он страдал от тяжелого воздуха в палатке, насыщенного запахами сала, табака, рыбы и тюленьего жира.
Теперь ему стало жарко. И это не было уютное тепло спального мешка; скорее, тепло походило на горячий ветер слишком рано наступившего лета.
Открыв глаза, он увидел не серые полотнища палатки и слабо светящиеся в сумерках квадратики слюдяных окошек. Нет, это был мягкий, приятный для глаз светло-зеленый свет.
Где находились его товарищи? Неужели они вынесли его на свежий воздух, чтобы оставить в одиночестве?
Нет, конечно! Исчезло все, что он видел накануне — безумная воздушная сарабанда птиц, облака, холмистая местность, — все это исчезло! Вокруг него царила жуткая тишина. Поэтому он решил снова закрыть глаза и подождать, пока не произойдет что-нибудь новое.
«Наверное, — подумал он, — я снова оказался в ситуации перехода от сна к действительности».
Нет, ему решительно надоела эта неопределенность. Он должен был окончательно проснуться.
Короткого взгляда, брошенного на окружающую его обстановку, оказалось достаточно для того, чтобы понять, насколько все вокруг него изменилось.
Поэтому он и использовал классический способ, нередко применявшийся им в подобной ситуации: он принялся щипать себя за руку, за ногу, за щеку… Нет же, он не спал! Он давно находился в реальности!
Но кто объяснил бы ему, что с ним произошло?
Он с ужасом подумал, что ему лучше оставаться во сне. Он находился в просторном помещении, похожем на старинный, вышедший из моды салон с обитыми тканью стенами. Нет, это был не салон, а, скорее всего, корабельная каюта, возможно, каюта капитана или кают-компания, на что указывали ее размеры, мягкие диваны, высокий потолок и форма иллюминаторов.
Бледный зеленоватый свет, казавшийся нереальным, проникал в каюту через иллюминаторы. Он сидел на диване среди бархатных подушек и ощущал под ногами нежную ласку большого мягкого ковра.
Середину салона занимал овальный стол из красного дерева, с искусно изогнутыми ножками. На нем стояли предметы фарфорового чайного сервиза с серебряными ложечками. Великолепная люстра с множеством свечей освещала каюту. В углу на столике черного дерева лежали приспособления для курения. Гюстав легко вскочил на ноги и подбежал к иллюминатору. Выглянув наружу, он увидел все тот же зеленоватый свет, словно он смотрел через огромный кристалл изумруда.
Дверь из розового дерева в соседнее помещение была приоткрыта. Он распахнул ее и увидел широкий трап, устланный пушистым ковром. Взлетев по нему, он очутился на палубе возле высоких перил, не походивших на все, что можно было увидеть на таких судах, как «Дорус» или «Тонтон Пип». Все предметы здесь были огромными: мачты, реи, паруса, даже сами каюты; последние размерами напоминали ярмарочные палатки для развлечений. Гигантские пушки, которые сегодня можно увидеть только на старинных гравюрах, выглядывали из портов.
