О скрытых местах, куда одни люди попадали запросто, а другим, хоть разбейся, дороги туда было не сыскать, Бусый знал. И про Беловодье, и про заветные кулижки за кряжем Камно, за быстрой Челной. И о том, что долина Горного Кузнеца была Особенная, догадался почти сразу, как только в неё попал… Но время!.. Время, которое слушается приказов! Он попробовал представить замершие в воздухе стрелы и окоченевших разбойников – кто-то с поднятой ногой, кто-то вовсе в воздухе, в прыжке, на бегу… «Как мухи в янтаре…»
Он только и нашёлся спросить:
– Это как?..
Отшельник пожал плечами.
– Это очень просто, малыш. Представь себе воду в реке. Она течёт, и по ней плывут щепки, а ты глядишь на них с берега. Берег неподвижен, но ты-то движешься невозбранно. Ты можешь идти вдоль реки, и тогда тебе покажется, что щепочки неподвижны. Ты можешь прибавить шагу и обогнать их. А можешь и побежать против течения, и тогда они понесутся навстречу… Вот и я так поступаю, смотря по тому, как мне представляется удобнее наблюдать за делами людей. Люди плывут в потоке, а я выбрался из него и сижу на берегу. Только-то и всего.
«Да-а… Только-то и всего…»
– Дедушка, – выговорил Бусый с отчаянием, ибо открывшаяся бездна была почти недоступна для осознания. – Как мне послужить тебе, чтобы ты помог мне вернуться домой?
Горный Кузнец улыбнулся. С виду – самый обычный дед, что наловил в озере рыбки и варит уху двоим любимым внучатам…
– Никак, – сказал он. – Есть Силы, перед которыми всё моё могущество – что песок на ветру. В должное время я попробую Их снова призвать, а пока… Набирайся сил, они тебе пригодятся. Где чашки, Таемлу? Уха остывает!
Любопытство Таемлу
– Осторожней, Бусый!
Таемлу кричала по-веннски, сложив ладони у рта. Кричала вроде испуганно, но даже испуг у неё получался весёлым. Таемлу напоминала Бусому звонкий колокольчик, который всё равно не сможет петь о смерти и страхе, что с ним ни делай.
«Сейчас тебе, „осторожней“…»
И Бусый пустился в пляс.
Это было действительно похоже на пляску.
Вот мальчишка ринулся камнем вниз, набрал скорость… когда уже казалось, что его вот сейчас приложит о скальный уступ и размажет в кровавый кисель – резко сжал ладонями тянувшуюся за ним верёвку. Толстые жёсткие рукавицы аж задымились, падение замедлилось, Бусый легко оттолкнулся ногами, небрежно огибая страшный уступ. И ещё стремительнее полетел дальше вниз по верёвке.
Горный Кузнец молча смотрел на него, стоя рядом с Таемлу.
«У тебя крылатая душа, малыш, – сказал он Бусому. – И она рвётся в полёт, наверное, это пробудилось в тебе благодаря Крылатой родне. Нет, ты, конечно, не виллин. Но я научу тебя лазать и быстро спускаться по скалам. А когда ты научишься… Нет, пока я даже не стану объяснять тебе, что это такое, всё равно слова здесь бессильны. Научишься – сам узнаешь. Не сегодня, конечно, учение будет долгим…»
И вот Бусый ласточкой слетал по верёвке, а Кузнец, наблюдая за ним, чувствовал нечто такое, чего не испытывал уже много лет.
Старик волновался. И был счастлив.
«Боги, – беззвучно, одними губами шептал он, глядя, что творил на скалах Бусый. – Помогите этому мальчику, Боги. Вы уже простёрли над ним десницу, не отвернитесь же. Услышьте меня…»
– Бусый Белка! – Таемлу повторяла его имя, словно пробовала на вкус. – Ты так здорово лазаешь потому, что ты из рода Белок?
«Хотел бы я сам это знать…» Вслух он буркнул:
– Наверное…
– А у вас там все такие ловкие? Может, вы и дома строите на деревьях? А горы в вашей стране есть? Слушай, вы просто Белки или Белки Летяги?..
– Наш род прозывается Красные Белки. Красный – это… красный. И ещё это значит «красивый»… – Бусый приосанился, но сразу вспомнил о своём левом ухе и отметине на щеке. – Есть белки бурохвостки, есть краснохвостки, они и есть наша родня.
– Красивый, – повторила Таемлу.
– Ну да, а ещё хороший, добрый…
– Теперь понятно, почему ты такой красивый и добрый!
Ни красивым, ни подавно добрым Бусый себя не считал. Он хмуро ответил:
– Я приёмыш в роду.
– А я знаю.
– Откуда?..
– Кузнец баял.
– А он откуда?..
– Он много знает такого, о чём другие, хоть десять жизней проживи, даже не догадаются. Он по глазам умеет мысли читать, судьбу видит и прошлое… Лучше расскажи, почему вы себя Белками прозываете?
– Мы не прозываем, мы на самом деле Белки и есть. От праотца Белки пошли.
– Это как?
Бусый не мог взять в толк, с чего бы ей любопытствовать. Если бы он хуже знал её, если бы не было тех давних то ли снов, то ли видений, где она летела рядом с ним по цветущим ромашкам, – решил бы, что затевает обиду, и на всякий случай смолчал бы. Но от Таемлу немыслимо было ждать зла, и Бусый разговорился.
– Очень давно это случилось, – начал он, как подобало. – Знаешь, у каждого нашего рода есть Предок, и каждый славен и знаменит…
– И род Гадюки есть?
– Праотец Гадюка принёс ослепшей Матери толику яда с мёдом и травами, чтобы она протёрла глаза… А наша Праматерь однажды шла зимой через лес, и путь её выдался далёким и трудным. Забралась она под дерево от метели, да и поняла, что там и останется. Но пришёл Предок-Белка, накормил женщину сушёными ягодами и орехами, и она не замёрзла. А наутро он ударился оземь и обернулся статным молодым парнем. Взялись они за руки и вместе дальше пошли…
– Значит, твой отец – потомок того самого Белки?
– Отец – нет, он из рода Клестов. Это мама от Праматери. И тётки, сёстры её. И бабки. И все, кто от них родился…
– А ты мне покажешь, как к вам белки из лесу прибегают?.. Ой! Бусый! Что с тобой? Я что-то не то спросила?..
Щепки в стремнине
– Спокойнее, малыш, не труди себя, не пытайся заставлять себя вспомнить. Просто улыбнись, скажи себе, что сейчас это обязательно произойдёт, а потом успокойся и жди, оно само и всплывёт. Мы с Таемлу только чуть-чуть поможем. Ты бы и без нас всё сумел…
Бусый, Горный Кузнец и Таемлу сидели кружочком на очень старом вытертом коврике, впрочем ещё сохранявшем яркий и красивый узор. Сидели, соединив руки и особым образом переплетя пальцы. Бусый выпрямил спину, расслабился, полуприкрыл глаза и попробовал улыбнуться. Той внутренней улыбкой, которой научил его ещё Соболь.
«Улыбнись, даже если тебе очень плохо, больно и хочется плакать, улыбнись по-настоящему, с искренней радостью, расправь плечи и выпрямись, как будто ты счастлив и горд и хочешь петь от счастья. Тело поверит и возрадуется, может, не сразу, но очень быстро, оно просто не умеет по-настоящему страдать, когда ты искренне улыбаешься. А вслед за телом опять возрадуется душа…»
