Во время паузы, которую я взяла в том святилище в пустыне, я увидела, как сильно застряла в своих мысленных историях и страдании транса неполноценности. Оставаясь на месте и отбросив другие занятия, я повернулась лицом к чувству стыда и страха, от которых убегала много лет. Фактически, пауза и принятие интенсивности своих страданий были для меня единственным способом ослабить хватку транса неполноценности.
Часто именно тогда, когда нам особенно необходима пауза, сама мысль об этом кажется невыносимой. Последнее, что нам хочется сделать – это взять паузу в минуту гнева либо когда мы переполнены печалью или желанием. Мысль о том, чтобы отпустить рычаги управления, противоречит нашим основным инстинктивным способам получить желаемое. Такая пауза ощущается нами как беспомощное падение – мы не имеем ни малейшего представления, что случится дальше. Мы боимся, что нас поглотит сила нашего гнева или скорби, или желания. Однако пока мы не откроемся переживанию каждого мгновения, радикальное принятие будет невозможно.
Шарлотта Йоко Бек, дзен-мастер и писатель, учит, что секрет духовной жизни заключается в способности «…повернуться к тому, от чего мы бежим всю жизнь, покоиться в физическом переживании настоящего момента – даже если это чувство унижения, неудачи, отказа, несправедливости». Благодаря искусству делать паузу мы перестаем прятаться, бежать от своих переживаний; начинаем доверять своему уму, мудрому сердцу, способности открыться всему, что возникает. Это похоже на пробуждение ото сна: в момент паузы наш транс неполноценности рассеивается и становится возможным радикальное принятие.
Бегство усугубляет транс неполноценности
Одна народная сказка рассказывает о человеке, который настолько боялся своей тени, что пытался убежать от нее. Он был уверен: если сможет оставить ее позади, то станет счастливым. Его отчаяние росло, когда он видел, что тень все равно следует за ним, как бы быстро он ни бежал. Он не собирался сдаваться и бежал все быстрее и быстрее, пока не рухнул замертво. А ему надо было всего лишь зайти в тень и сесть отдохнуть, и тогда его собственная тень исчезла бы.
Наша собственная личная тень состоит из тех аспектов нашего существа, которые мы считаем неприемлемыми. Наша семья и культура с ранних лет дают нам понять, какие качества ценятся обществом в человеке, а какие осуждаются. И поскольку мы хотим, чтобы нас принимали и любили, мы стараемся сформировать и показать привлекательное для окружающих «я». Нам кажется, что так мы сможем сохранить свою идентичность. Но мы неизбежно проявляем свою природную агрессию или потребность в одобрении окружающих, или страх. Эти эмоциональные компоненты часто представляют собой табу, и важные для нас люди реагируют на это. Не важно, мягко ли нас отругали, проигнорировали или жестко отвергли – на каком-то уровне мы все равно чувствуем, что нас оттолкнули, и испытываем боль.
По мере того как мы регулярно подавляем эмоции, из-за которых нас могут отвергнуть другие, эта тень превращается в движущий аспект нашей психики. Мы можем глубоко спрятать и не показывать свое по-детски непосредственное воодушевление, игнорировать гнев, пока он не превратится в узел в нашем теле, маскировать страхи, постоянно критикуя и упрекая себя. Корни нашей тени – в стыде, вызванном чувством неполноценности.
Чем сильнее наше чувство неполноценности и того, что мы недостойны любви, тем отчаяннее мы бежим от тисков тени. Но убегая от того, чего боимся, мы лишь питаем нашу внутреннюю темноту. Если мы отвергаем часть себя, то тем самым признаем свою изначальную неполноценность. Под «мне не стоит так сердиться» скрывается «со мной что-то не так, если я так поступаю». Мы как будто застряли в зыбучих песках, и наши лихорадочные попытки выбраться из нашей «нехорошести» затягивают нас все глубже. Наше стремление убежать от тени лишь усиливает восприятие себя как нерешительного, несостоятельного «я».
Пока мы не откроемся переживанию каждого мгновения, радикальное принятие будет невозможно.
Когда Лора пришла ко мне на психотерапию, ее способ прятаться от тени практически разрушил ее брак. Ее муж Фил сказал, что она превратилась в «мину, готовую взорваться при моем малейшем неверном движении». На первых встречах ее чувствительность и драматический ореол привлекали его. Лора был медсестрой, и Филу, как и многим ее пациентам, нравились ее успокаивающие прикосновения и забота о его благополучии. Лоре тоже нравилось проводить время с Филом. Ее привлекали его ум и находчивость. Но после нескольких месяцев замужества она стала воспринимать его острый ум и едкий юмор как оружие, нацеленное на нее. Она болезненно воспринимала комментарии Фила о том, как она водит машину или убирает блюда со стола. Она чувствовала себя униженной. Все внутри нее сжималось, и ей казалось, что она абсолютно несостоятельна. Часто то, что он оценивает ее, вызывало у Лоры гнев, и она в ярости обрушивалась на него. Вспышки гнева и были основной стратегией Лоры, чтобы убежать от собственной тени стыда.
Из их брака исчезла близость – они едва разговаривали. Юрист по профессии, Фил всегда мог доказать, что в любой ситуации виновата была Лора. Когда это происходило, Лора сначала кричала на него, а потом стремительно уносилась прочь. Когда она пришла ко мне на терапию, она заключила: «Нам даже не стоит пытаться разговаривать. Он всегда мистер рациональность, а я всегда начинаю кричать».
Вечером накануне нашей первой встречи случилась довольно типичная для их отношений ситуация. Лора горячо поспорила со своей начальницей в больнице и ушла с работы. За ужином, когда она рассказывала Филу о том, что случилось, он проявлял нетерпение. Когда зазвонил телефон, он ответил и отправился в свой кабинет. Лора пошла за ним и стояла в проеме, ожидая его. Сразу же после того, как Фил договорил, он включил телевизор. На что Лора с сарказмом заметила: «Ты заинтересован в любых новостях, но только не моих». Фил ответил с раздражением: «Это был Натан. Он сказал мне включить «Фокс Ньюз» прямо сейчас, чтобы кое-что увидеть. Почему ты всегда интерпретируешь мое поведение как личное оскорбление? Если ты так вела себя со своей начальницей, то она, должно быть, рада, что ты ушла». Глаза Лоры засверкали, и в лицо ударила краска: «Я знаю, о чем ты думаешь… Почему бы тебе просто не сказать это, Фил? Ты был бы рад, если бы я ушла. Ведь так? Так?» Лора схватила одну из книг по юриспруденции и кинула ее в телевизор с криком: «Ты просто хочешь избавиться от меня! Может быть, ты и получишь то, что хочешь!» Вторая книга пролетела совсем близко от его головы. Той ночью они опять спали в разных комнатах.
В детстве Лоре пришлось научиться ограждать себя от изменчивой и критичной матери. Одно мгновение они хорошо проводили время вместе, а в следующее мать уже нападала на Лору за то, что она никогда не убирает свою комнату или ужасно выглядит с такой челкой. Когда Лора стала подростком, резкие изменения в ее гормональной системе и химия тела уже не позволяли сдерживать боль и гнев. Когда мать ругала ее за манеру одеваться, за неуклюжесть, дружбу с неудачниками, за глупость и неспособность окончить хороший колледж, Лора начинала кричать в ответ. Она хамила матери и ночевала у друзей, чтобы только не слышать постоянных упреков, что «она все делает не так». Когда она все же оказывалась дома, и они спорили, Лора поражалась силе своего гнева. Ей казалось, что внутри нее сидит демон, который, представься ему такая возможность, может и убить. К тому времени, когда она стала жить самостоятельно, вспышки ярости стали для нее привычными.
