Крис был уверен: если он не сможет по-особенному проявить себя, значит, он недостоин внимания. Потребность быть «номером один» распространялась и на романтические свидания, дружбу и работу. Если он не находился в центре внимания, он чувствовал себя отвергнутым, ему казалось, что на него не обращают внимания. Ему было неловко признавать это на наших сеансах терапии – он чувствовал, что с ним что-то не так, раз он настолько зависит от внешнего признания. Крис боялся, что его потребность в эмоциональной поддержке окружающих и неуверенность не позволят ему найти любовь в жизни. «Это отпугивает женщин. Как только они чувствуют это, они тут же уходят». Он научился сдерживать себя и не требовал прямо подтверждений своей значимости, однако это не очень-то помогало. «У меня такая энергетика», – сказал он мне. Интенсивность его неосуществленных желаний заставляла его чувствовать, что он непривлекательный и заслуживает быть отвергнутым.
Когда нет угроз нашему физическому существованию, жаждущее «я» сосредоточено на эмоциональном выживании и благополучии.
Наше ощущение «я» возникает из базового уровня всех переживаний – наших реакций на приятные и неприятные ощущения. Когда мы хотим любящего внимания, как Крис, мы испытываем определенные ощущения в теле – возможно, ноющую боль страстного желания в области сердца, а также волнение и открытость. Когда ответом на нашу потребность и желание становится «нет», мы испытываем сильное ощущение сжатия. Мы чувствуем стыд, желание спрятаться, приближение страха. Когда мы переживаем желание и не получаем того, что хотим, снова и снова, у нас возникает стойкая ассоциация: желание ведет к страху и стыду. И это интенсивное скопление ответных чувств, запертых в теле, формирует энергетическое ядро жаждущего «я».
Мы отождествляемся с этими стойкими чувствами через утверждение «я» и «мое», о котором говорил Аджан Буддадаса. Когда возникают напряжение и желание, мы переживаем их как «мое стремление к тесной близости», «мое желание прикосновения и внимания». И таким же образом думаем: «это мой страх и стыд», когда нас отвергают. Мы укрепляем чувство жаждущего «я», когда рассказываем себе истории о том, что происходит: «Со мной что-то не так, раз я так много хочу. Почему у меня еще нет того, что я хочу? У мира есть все это, но я никогда ничего не получаю». Когда нет никаких непосредственных угроз нашему физическому существованию, жаждущее «я» в основном сосредоточено на эмоциональном выживании и благополучии. Мы все в той или иной мере испытываем страх и стыд, когда наши базовые потребности в любви и понимании не удовлетворяются. Если, как в случае Криса, наши потребности к связи с другими людьми постоянно игнорируются или неправильно воспринимаются, жажда усиливается, и мы еще настойчивее ищем того внимания, которого так хотим. Мы всю жизнь пытаемся убежать от болезненных чувств страха и стыда, теряем связь со своим телом, заставляем его окостенеть, теряемся в самоосуждении и навязчивых мыслях. Но от этого наше желание и стыд лишь усиливаются. Цикл таких ответных реакций повторяется раз за разом, и наше отождествление себя с жаждущим «я» – обделенным, изолированным и недостойным – лишь укрепляется.
Мы все испытываем страх и стыд, когда наши базовые потребности в любви и понимании не удовлетворяются.
Когда мы не можем непосредственно удовлетворить свои эмоциональные потребности, жаждущее «я» разрабатывает стратегии для поиска заменителей. Как и все стратегии, которые лежат в основе транса неполноценности, эти, нацеленные на то, чтобы завоевать любовь и уважение, поглощают наше внимание и фиксируют его. Мы можем, как Крис, стараться получить внимание других, впечатлив их своими талантами или знаниями. Мы можем неустанно двигаться к зарабатыванию денег или обретению власти над другими. Или же мы можем отчаянно стремиться к новым победам на сексуальном фронте. Возможно, мы считаем нужным помогать другим – тем, кому требуется помощь. Мы часто пытаемся удовлетворить свои эмоциональные потребности, получая удовольствие от еды, алкоголя и наркотиков. Когда это срабатывает, эти стратегии обеспечивают немедленное вознаграждение в виде всплеска приятных ощущений. Они также заставляют замолчать или притупляют сильную боль стыда и страха. Но, так как в действительности они не удовлетворяют наши потребности, мы продолжаем страдать и прибегать к тому, что приносит нам облечение или удовольствие.
Стратегии для получения желаемого, которые мы используем наиболее часто, становятся определяющей частью нашего чувства «я». Переедание, соревновательность, стремление угодить другим – все это ощущается как «я». Когда мы погружаемся в отнимающую все силы погоню за заменителями, мы все больше отдаляемся от наших истинных желаний, самых глубоких стремлений к любви и чувству принадлежности.
Потерянные в погоне за заменителями
Еще с тех пор как я была подростком, стремление быть продуктивной стало основной стратегией моего жаждущего «я». Когда я чувствовала себя неуверенно, работа – будь то законченная статья, стопка оплаченных счетов или чистая кухня – была наиболее доступным для меня способом почувствовать себя ценной. Такая работа – не просто естественная потребность к созидательности и разнообразию жизни, ее питает страх о собственной несостоятельности и необходимость что-то себе доказать. Когда я оказываюсь в ловушке этой стратегии, я завариваю чай Эрл Грей. Я надеюсь, что он придаст мне заряд бодрости, который, как я думаю, нужен, чтобы сохранить работоспособность в течение дня и часто ночи. Цена, которую я за это плачу, такова: я спешу, становлюсь нетерпеливой и отдаляюсь от тех, кого люблю. Когда я неустанно побуждаю себя двигаться дальше, закончить еще какое-нибудь дело, я перестаю ощущать связь со своим телом. Я чувствую себя эгоцентричной и плохой из-за того, что я – работоголик, но это не останавливает меня. «Вычеркнуть еще один пункт из списка» кажется мне самым надежным способом добиться желаемого – почувствовать себя лучше.
На одной из конференций по психотерапии я увидела плакат, который задел меня за живое. Двое бездомных сидят на лавочке в парке. Один из них говорит другому: «У меня был свой самолет, апартаменты в Аспене, и я был главой компании, которая находилась в рейтинге Fortune Global 500… а потом я перешел на кофе без кофеина». Нетрудно понять, почему заменители, которые мы используем, так привлекательны. Даже если они не удовлетворяют самые глубокие наши потребности, они служат нам подпорками и на какое-то время позволяют испытывать преходящие приятные ощущения. Усилия в погоне за этими заменителями поглощают наше внимание, отвлекают. На какое-то время они защищают нас от сильных ощущений того, что мы нелюбимы или несостоятельны. Когда я завершала дела, это действительно на время сдерживало мое чувство неполноценности. Но все же подспудно мое жаждущее «я» побуждало меня двигаться дальше, опасаясь: если я не буду все время занята, то все потеряю. Как тот глава компании, который перешел на кофе без кофеина.
Конечно, нам, как правило, нужна работа для удовлетворения базовых потребностей, но где и как мы работаем – это также сфера заменителей удовлетворения. Работа становится опосредованным способом завоевать любовь и уважение. Мы можем видеть, что наша работа совершенно бессмысленна, можем ненавидеть ее, но все же связываем свое стремление к одобрению и чувству общности с тем, насколько хорошо выполняем свои обязанности. И хотя это особенно верно в отношении мужчин, большинство из нас используют работу как средство борьбы со страхом неполноценности. Эта стратегия приносит желаемое через деньги или власть, через похвалу нашему усердию и компетентности, через удовлетворение от чувства «я что-то сделал». Но мы можем потеряться во всех этих заменителях, упустив из виду тот факт, что они никогда не удовлетворят наши самые глубокие потребности.
