Когда мы непосредственно сталкиваемся со страхом, последнее, что нам хочется сделать, – это отпустить то, что кажется нам страховочной веревкой. Мы пытаемся избежать пасти тигра и острых камней, накапливая вещи, теряясь в своих мысленных историях, выпивая по три стакана вина каждый вечер. Но чтобы освободиться от транса страха, мы должны отпустить ветку дерева и упасть в страх, открывшись ощущениям и дикой игре чувств нашего тела. Мы должны согласиться почувствовать то, про что наш ум говорит нам: «Это чересчур». Мы должны согласиться на боль умирания, на неизбежную утрату всего, что нам дорого.
Может показаться, что принятие страха и погружение в него идут вразрез с интуицией. Но так как страх – неотъемлемая часть жизни, сопротивляться ему – значит сопротивляться жизни. Привычка уклоняться от страха проникает в каждый аспект нашей жизни. Она заслоняет от нас колодец любви, красоту внутри и вокруг нас, не дает нам по-настоящему присутствовать в настоящем моменте. Вот почему радикальное принятие страха занимает центральное место в нашем духовном пробуждении.
Где-то посреди десятидневного ретрита, который я вела, один из студентов по имени Эрик столкнулся со страхом, от которого никак не мог уклониться. Он сказал мне, что вчера, во время медитации, у него случился опыт, изменивший жизнь. Все началось с сильной взбудораженности и тревоги, которые он чувствовал в отношении матери и жены, Джули. У его матери недавно случился удар, и была вероятность, что она никогда больше не сможет ходить или говорить. Джули боролась с хронической депрессией. Эрик чувствовал себя неспособным им помочь и беспомощным перед возникающей волной тревоги, которая угрожала поглотить его.
Накануне вечером я давала учение о том, как можно относиться к страху. Эрик вспомнил об этом и решил исследовать свои чувства. Удерживая осознавание ощущения тревоги в своем теле, он спросил себя: «Что действительно требует моего внимания?» Неожиданно в его уме всплыла травмирующая сцена из детства. Эрику было около шести лет, и он со своим младшим братом играл на пристани у озера неподалеку от своего летнего дома. Его брат подошел слишком близко к краю и упал в воду. Эрик стал звать на помощь, не зная, что делать. Но помощь пришла слишком поздно. Всю жизнь Эрик считал, что брат утонул по его вине. Теперь в медитации все эти чувства поднимались на поверхность, и Эрику казалось, что он сейчас взорвется. Его мысли скакали с бешеной скоростью. Он думал о своей вине. О страхах за жену. О том, что все могло стать еще хуже. Ему захотелось срочно что-то сделать, но он не знал что. Внезапно тело Эрика онемело.
Обратная сторона сопротивления гневу – это свобода.
Это ощущение было знакомым. Эрик часто чувствовал себя отстраненным и отрешенным, когда Джули говорила ему, что она ничего не ждет, ничто не внушает ей надежду. Он заботился о ней, но, как он сказал: «Я был не способен находиться в этих оковах вместе с ней. Я не мог по-настоящему поставить себя на ее место». В такие моменты, когда тело Эрика было безжизненно, а сердце жестким, его ум работал над тем, как все исправить. Теперь, во время медитации, Эрик узнал, что под всей этой притупленностью находился огромный колодец боли. Если он подходил к нему слишком близко, то боялся утонуть. Но Эрик спросил, что требовало его внимания, и получил ответ. Он был готов встретиться со страхом, который так долго отталкивал.
Опираться на страх не значит утратить равновесие и потеряться в страхе. Поскольку наше привычное отношение к страху – уклониться от него, если мы повернемся к страху и прямо на него взглянем, это сработает как необходимая коррекция. Когда мы наклоняемся в сторону страха, мы призываем его, двигаясь в сторону того, чему привычно сопротивляемся. Такой наклон позволяет нам непосредственно соприкоснуться с трепетом, дрожью, зажатостью и скованностью, которые и есть страх.
Будь это знакомое, но смутное чувство тревоги или сильный всплеск страха, если мы обопремся на него, это поможет нам обрести осознавание и свободу прямо посреди переживания. Если мы проснулись после тревожного сна или только что получили звонок от доктора по поводу подозрительной маммографии, или же до нас дошли слухи о сокращениях в нашей компании, или мы прочитали предупреждение о новых террористических атаках – во всех этих обстоятельствах лучше всего сначала сделать паузу и спросить себя: «Что происходит прямо сейчас?» Подобно Эрику, мы можем спросить: «Что требует нашего внимания?» или «Что требует нашего принятия?» Когда мы задаем такие вопросы, особенно важно обращать внимание на ощущения в горле, сердце и животе. В этих областях нашего тела страх проявляет себя наиболее отчетливо.
Когда мы смотрим в лицо страху, сосредотачиваясь на ощущениях, часто наш ум тут же начинает создавать историю. Мы можем потеряться в своих планах по возможному реагированию на пугающую ситуацию. Или мы можем зациклиться на вызванных страхом убеждениях и предположениях: «Боюсь, я неудачник», «Боюсь, я никогда не смогу найти любовь и вступить в близкие отношения» или «Боюсь, что тот-то и тот-то увидят, какой я глупый и неинтересный, и оттолкнут меня». Мы можем вспомнить недавний разговор, в котором наша неуверенность казалась очевидной и неловкой. Или же мы можем, как Эрик, погрузиться в воспоминания о прошлом, когда столкнулись лицом к лицу с ощущением собственной беспомощности.
Ключевой момент в освобождении от оков страха заключается в том, что нам надо двигаться от наших мысленных историй к непосредственному контакту с ощущениями страха – сжатием, давлением, жжением, дрожанием, трепетанием, пульсациями в нашем теле. На самом деле история, которую создает наш ум, пока мы сохраняем бдительность и не зацикливаемся на ней, может дать нам доступ к чистому ощущению страха. Пока ум продолжает создавать истории о том, чего мы боимся, мы можем распознать мысли как мысли и заглядывать под них снова и снова, чтобы соприкоснуться с чувствами в своем теле.
Истории, которые питали беспокойства Эрика и его беспомощность, привели его на более глубокий уровень страха, который он пытался заглушить все эти годы. Теперь он открылся страху и спросил его: «Насколько ты большой?» Мгновенно ощущение тревоги усилилось, и в груди стало нарастать давление. Казалось, она сейчас разорвется. Его страх был таким интенсивным, что, казалось, может заполнить весь зал для медитации. Вместо того чтобы отступить, Эрик сказал «да». Его сердце громко билось, живот скрутили спазмы, он испытывал тошноту. В его груди нарастало мучительное напряжение, как будто стена мышц пыталась затолкать страх обратно, окружить его и не выпускать. Эрик снова спросил: «Насколько ты большой?» Этот вопрос будто бы высвободил чувство ужаса, и оно вышло за все границы, оно могло наполнить Вселенную. Как нас охватывает настоящий ужас, если наш ребенок выбегает на оживленную дорогу, так и Эрика душил страх, и казалось, он никогда не исчезнет. «Если я откроюсь этому, – подумал Эрик, – я буду уничтожен. Этот страх убьет меня».
Эрик говорил «да», и в то же время боролся со страхом. Эта борьба лишь усиливала интенсивность переживаний. Страх взорвался в его сердце. В одно мгновение он понял, что страх убьет его, если он не позволит ему раскрыться полностью. Что-то глубоко внутри Эрика знало, что он должен позволить этому случиться. Как Эрик описал это: «Я просто хотел подчиниться чему-то большему, чем страх. Я хотел отказаться от попыток контролировать то, что происходит внутри меня». Это основополагающее стремление наконец победило, и Эрик погрузился в страх. «Я чувствовал, будто мое тело и ум распадаются на части, мне казалось, я исчез в буре горящих ветров, и мой пепел развеян во всех направлениях».
