Принимать себя и других с безусловным сочувствием значит осознавать и чистую природу, и нашу природную человеческую уязвимость.
Суть пути бодхисаттвы – жить с мудрым и сочувственным сердцем. Как мы видели в прошлой главе, пожелание бодхисаттвы: «Пусть все обстоятельства служат пробуждению сочувствия» может стать для нас руководством, как относиться ко всем проявлениям жизни с принятием и внимательностью. Когда мы преобразуем страдание в сочувствие, мы осознаем нашу взаимосвязь со всеми проявлениями жизни. Такое глубокое понимание приводит к возникновению второго и ключевого аспекта пожелания бодхисаттвы: «Пусть моя жизнь принесет пользу всем существам».
В традиционных текстах это пожелание выражается как обет бодхисаттвы не уходить в нирвану – абсолютную свободу, – пока все существа на Земле не достигнут освобождения. И хотя слова этого обета можно по-разному интерпретировать, его посыл ясен: из сочувствия бодхисаттва посвящает свою жизнь и практику освобождению от страдания. Самоотверженный дух этого обета приглашает нас задуматься о собственной идентичности и развивать нашу способность к безграничному сочувствию. Подобно бодхисаттве сочувствия, мы можем делать пожелания, чтобы наша нежность стала достаточно вместительной и включала в себя страдания всех существ. В этой главе мы рассмотрим, как, обращая внимание на страдания других, мы расширяем сферу своего сочувствия. Как сказал Ганди, мы можем научиться включать каждого в свое сердце.
Мы все в одной лодке
Ким приехала на новогодний ретрит «Пробуждение сердца сочувствия», чувствуя себя абсолютно униженной досадным происшествием на работе. После того как были напечатаны пять тысяч брошюр для ее компании, она обнаружила, что пропустила несколько очень заметных опечаток. В неприятном обмене репликами с коллегой Ким, защищаясь, попыталась снять с себя часть вины. Она сказала, что, если бы он отвечал на звонки, вместо того чтобы сидеть на праздничном ланче, она не была бы такой рассеянной. Она произнесла свое замечание и со злостью смахнула аккуратно сложенную пачку брошюр со своего стола. Теперь, оставшись наедине со своими мыслями, Ким прокручивала эту сцену снова и снова. Она корчилась от стыда, вспоминая тон своего голоса и то, как она просто стояла и смотрела, пока ее коллега, наклонившись, собирал брошюры.
Во время нашего первого разговора я предложила ей отпустить эту историю и просто погрузиться в ощущения страха и стыда, которые возникали в ее теле и уме. Она сказала, что чувствует глубокую боль в груди и тиски вокруг горла. Используя в качестве основы традиционную медитацию на сочувствие, которую мы делали на ретрите, я вела Ким к тому, чтобы она начала пробуждать сочувствие к себе. «Направив заботливое внимание на эти болезненные области, ты можешь повторять фразу: «Мне небезразлично это страдание. Пусть я буду свободна от страдания».
Когда я увидела, что Ким расслабилась, я попросила ее представить друзей или родственников, которые тоже могли испытывать смущение из-за своих ошибок и эмоциональной реакции. Ким подумала о своих матери и брате. Она вспомнила те случаи, когда они чувствовали себя пристыженными и униженными, и ощутила, как ее заполняет нежность к ним. Думая о своей матери и брате, она мысленно шептала им: «Мне небезразлично ваше страдание; пусть вы будете свободны от страдания».
Продолжая свою практику сочувствия, Ким расширила круги своей заботы, вспомнив людей, с которыми была поверхностно знакома, – других участников ретрита, тех, кого видела в тренажерном зале, родителей друзей ее детей. Все еще ощущая силу сомнений в себе, Ким теперь могла представить, как страх, подобный ее собственному, мог стоять за холодностью или надменностью, занятостью или защитным поведением, которые она замечала в некоторых из них. Когда она ощутила уязвимость каждого человека и произнесла молитвы заботы, Ким почувствовала возникновение тесных связей.
Чувствуя, что ее сердце открылось, Ким подумала о коллеге, который вызвал ее раздражение. Она вспомнила его обиду, когда она взорвалась. Вспомнила его беспокойный взгляд, его скованность, самоуничижительные ремарки и поняла, что он тоже боялся показаться никчемным и некомпетентным. Ким почувствовала всплеск раскаяния, а затем грусть, когда поняла, что, по всей видимости, ударила его в самое больное место. Следующие несколько минут, сохраняя полное и сосредоточенное внимание, она предлагала ему свою заботу, молилась, чтобы он был свободен от страха.
Я направила Ким к последнему шагу в практике сочувствия – безграничному раскрытию сердца и внимания, расширению своей заботы на всех страдающих живых существ, на всех, кто чувствует себя неуверенным и отчужденным. Когда Ким закончила медитацию и открыла глаза, ее лицо смягчилось, а тело расслабилось. Она откинулась на спинку стула, ее руки свободно лежали на коленях. Она улыбнулась мне одновременно грустной и милой улыбкой и сказала: «Когда я вспомнила, что другие испытывают такую же неуверенность, что и я, то поняла, что я не плохая, я просто человек». Она помолчала и добавила: «Теперь я чувствую, что мы все в одной лодке».
Практика размышления о страдании – нашего собственного или других – это основная форма буддийских медитаций на сочувствие. Мы включаем в свое осознавание страдания тех, кого любим, тех, кого едва знаем, тех, с кем нам трудно, и тех, кого мы никогда не встречали. Хотя нам не обязательно во время каждой медитации размышлять обо всех этих людях, эта практика углубляет нашу способность к сочувствию. Как обнаружила Ким, когда мы размышляем о страдании других, мы осознаем, что не одиноки в своей боли. Мы все связаны нашей уязвимостью.
Практика размышления о страдании – нашего собственного или других – это основная форма буддийских медитаций на сочувствие.
Без подлинного желания принять страдания других наша духовная практика будет пустой. Отец Феофан, христианский мистик, описывает свой опыт: он взял перерыв от своих приходских обязанностей и поехал в удаленный горный монастырь, чтобы обрести духовное вдохновение. Там он услышал о монахе, которого глубоко почитали за мудрость, и стал искать встречи с ним. Феофана предупредили, что этот мудрый человек дает советы только в форме вопросов. Желая получить свою собственную тему для размышления, Феофан спросил монаха: «Я приходской священник, приехал сюда для уединенной практики. Не могли бы вы дать мне вопрос для размышления?»
«А, да, – ответил мудрый человек. – Мой вопрос для тебя таков: „Что им нужно?“» Слегка разочарованный, Феофан поблагодарил его и ушел. После нескольких часов размышлений у него возникло ощущение, что он топчется на месте. Он решил вернуться к учителю. «Прошу прощения, – начал он, – возможно, я не совсем ясно выразился. Ваш вопрос был очень полезен, но я не намерен размышлять о своей апостольской миссии, пока я здесь. Скорее я хотел бы задуматься о своей собственной духовной жизни. Вы могли бы дать мне вопрос для моей собственной духовной жизни?» – «А, понимаю, – ответил мудрец, – тогда мой вопрос таков: „Что им на самом деле нужно?“»
Как и многие из нас, отец Феофан предполагал, что истинное духовное размышление сосредотачивается на нашем отдельном «я». Но как напомнил ему мудрец, духовное пробуждение неразрывно связано с другими. Когда Феофан сосредоточился на потребностях тех, кому он призван был служить, он увидел их уязвимость и стремление к любви и осознал, что их потребности не отличаются от его. Вопрос, который предложил ему мудрец, чудесным образом открыл в Феофане подлинную духовную глубину. Она возникает, когда начинаешь обращать пристальное внимание на других людей.
