Когда после пятой встречи я увидела, что Том опять ждет, пока все уйдут, мое сердце упало. Я поняла, что сержусь и хочу, чтобы его не было. Делая глубокие вдохи, я подошла к нему и села рядом. Он сказал, что хочет поговорить о его трудностях с тем, чтобы вписаться в эту группу. И хотя это была разумная просьба, я ощутила напряжение и скованность. Я знала, что он хотел получить мою заинтересованность и внимание, но не хотела давать ему это. Когда Том начал говорить мне, что не так с сочетанием людей в нашей группе – чересчур чувствительные женщины, пассивные, эмоционально подавленные мужчины, – мое раздражение достигло пика. Я почувствовала себя нетерпимой и высокомерной. Я думала про себя: «Отлично, почему бы тебе просто не уйти из группы? Это решило бы все проблемы».
В тот момент я поняла, что не всегда легко отвечать сочувствием на потребности других. Скорее мы можем чувствовать себя раздосадованными, вынужденными что-то делать, нам может это претить, мы можем чувствовать себя беспомощными, виноватыми и испуганными. Когда наши сердца ожесточаются, пытаясь защитить себя, это не значит, что мы не справились с задачами бодхисаттвы. Это просто говорит о том, что нам нужно подружиться со своими чувствами, и тогда сочувствие к другим возникнет само собой.
Когда мы с Томом продолжили разговаривать, часть моего внимания была направлена внутрь меня. Я видела, что за моей нетерпимостью стоит ощущение того, что ко мне применили насилие. Он отнимал мое время, не давал другим испытывать чувство безопасности на наших встречах и пренебрежительно отзывался о других членах группы. Когда я почувствовала жар и нарастающее давление гнева в груди, я начала сердиться на себя. «Я должна ему помогать, а не реагировать на него… он тот, кто по-настоящему здесь страдает». Но когда я заметила, как взбудоражена, то осознала, что тоже страдаю. Я мягко сказала себе: «Все в порядке, все в порядке». То, что я признала свою боль, позволило мне расслабиться и отправить послание собственному сердцу: «Мне небезразлично это страдание».
Нам нужно подружиться со своими чувствами, и тогда сочувствие к другим возникнет само собой.
Доброжелательное отношение к своему гневу позволило мне открыться и обратить внимание на чувства Тома. Сейчас, когда я по-настоящему увидела этого человека перед собой, я мысленно спросила: «Что тебе действительно нужно?» Я как будто бы слышала, что говорит его сердце. Я ощутила, что он отчаянно хочет, чтобы я составила ему компанию, увидела его и позаботилась о нем. Он боялся, что я неправильно его пойму и не смогу оценить как человека, который готов помочь и многое может предложить.
Мои чувства раздражения и превосходства стали смягчаться. До этого я использовала роли «клиент» и «психотерапевт», чтобы дистанцироваться от Тома, а теперь мы были вместе, два уязвимых и страдающих человека. Чем больше я воспринимала Тома как настоящего, ранимого, чувствительного человека, тем больше нежности я испытывала к нему и к той боли, с которой он жил.
Я дотронулась до руки Тома. Мы оба говорили – и слушали. Закончилось все тем, что мы вместе смеялись над его шуткой о том, что наши сеансы пересекались с его еженедельным просмотром сериала «Фрейзер» и серьезно соперничали за его лояльность. Я уже не думала лишь о том, как бы уйти – я была вовлечена в беседу, и она была мне интересна. Когда я рассказывала Тому о его роли в группе, он слушал и при этом не занимал оборонительную позицию. Я поделилась с ним, как сильно мне нравится вопрос отца Феофана «Что им на самом деле нужно?», и он был готов взять это на вооружение. Когда мы закончили разговор, он больше не цеплялся за меня, пытаясь доказать свою состоятельность или получить от меня что-то большее. Он вышел из комнаты легкой походкой, будто получил необходимую подпитку. Я также испытывала чувство легкости. Я вышла за пределы своего раздраженного превосходства и вернулась домой, к ощущению общности и нежности.
Как выяснилось, Том серьезно отнесся к практике вопроса «Что им действительно нужно?» На одной из групповых встреч он даже сказал молодому человеку, которого ранее обидел, как ему жаль. «Ты чем-то напоминаешь мне моего сына. Я хотел, чтобы ты смотрел на меня, как на знающего отца. Но с тобой я совершил ту же ошибку, что и со своим сыном, когда растил его. Я забыл выяснить, что тебе на самом деле нужно». Том тяжело сглотнул. «Я просто хотел помочь и не знал как». Молодой человек был тронут. Через несколько мгновений он ответил. Он говорил медленно, но уверенно. «Что мне на самом деле нужно от моей жены и всех остальных, так это ощущение того, что я имею значение. И вы только что дали мне это чувство». Оказалось, что человек, которого я заклеймила как «самого нежелательного другого» стал играть ключевую роль в раскрытии каждого участника группы. В начале активность Тома сделала его громоотводом: легко было обвинять его. Но когда он раскрылся, то остальные признали, что их боль, страх или гнев, были почти не связаны с Томом. Тесная близость, которая вскоре расцвела в нашей группе, была основана на готовности каждого пребывать со своей болью и быть открытым к боли других. Мы вместе смягчили свои сердца, и это расширило круг сочувствия – мы были настоящими друг для друга.
Смотрим глазами другого
Иногда самые близкие нам люди становятся нереальными для нас. Мы легко можем предположить, что знаем, какая у них жизнь, и забыть, что они, как и мы, постоянно меняются, постоянно получают новый опыт. Мы упускаем из виду, что они тоже испытывают боль и страх, и не знаем, как тяжела может быть их внутренняя жизнь.
Джефф и Марго пришли на психотерапию, потому что их брак катился под откос. Джефф был активным человеком, пока восемь лет назад не заразился болезнью Лайма в одном из их походов. Месяц за месяцем боль и усталость нарастали. Его пальцы раздулись и потеряли гибкость, так что он больше не мог работать плотником. И хотя он старался не терять надежду, его депрессия углублялась. Марго делала все возможное – работала сверхурочно, готовила еду, убирала дом, – но ей казалось, что Джефф на самом деле не ценит ее усилий. «Я всегда делаю недостаточно», – сказала она.
Джеффу же казалось, что Марго недовольна их нынешней жизнью. Он мог видеть это по ее сжатой челюсти и резким словам. И она заставляла его чувствовать себя так, будто он виноват в том, что заболел и уже не справляется со своими обязанностями.
На наших встречах мы делали простую практику из психодрамы, известную как «смена ролей». Сначала Марго внимательно слушала, а Джефф рассказывал, какой стыд и разочарование он испытывает в результате своей болезни. Он чувствовал себя беспомощным слизняком, на которого нельзя положиться. Говорил, как боится будущего и каким одиноким себя чувствует. Ему казалось, Марго не осознает всего ужаса того, что с ним случилось. Он потерял здоровье, потерял всю свою прежнюю жизнь.
Когда он закончил, они поменялись стульями. Приняв его позу, и, насколько она смогла, переняв даже выражение его лица и тон голоса, Марго стала Джеффом. Она рассказывала о том, как это – жить с болезнью Лайма. Когда они вернулись на свои места, Джефф сказал, что, услышав ее рассказ о его переживаниях, он чувствует больше понимания с ее стороны.
