Сноу обратил внимание на то, что на одной из расположенных на улице фабрик уже погиб каждый десятый рабочий. Работавшие на этой фабрике пили воду из цистерны, которую наполняли из той самой колонки. В то же время болезнь почти не тронула несколько сотен работниц находившейся в самом центре вспышки мастерской, имевшей собственное водоснабжение. Совсем не пострадали и семьдесят работников пивоварни на Брод-стрит. По словам ее владельца, все они утоляли жажду исключительно пивом и вообще не притрагивались к воде. Пожалуй, это единственный подтвержденный случай, когда злоупотребление алкоголем спасло столько жизней.
Чтобы еще убедительнее показать связь вспышки холеры с колонкой на Брод-стрит, Сноу составил карту. Каждую смерть он обозначил черной отметкой. Он также очертил район, внутри которого расстояние до колонки на Брод-стрит было меньше, чем до любой другой. Большинство смертей произошло внутри этого района за исключением домов, расположенных около колонки на Литтл-Мальборо-стрит, – та отличалась отвратительным качеством воды, и жители близлежащих домов ходили за водой к другим колонкам. Проведенный в наше время компьютерный анализ показал, что измерения Сноу, у которого из инструментов имелись только карта, перо, линейка, секундомер и собственные ноги, были вполне точны.
Некоторое количество отметок оказалось за пределами очерченного района. Сноу расследовал эти случаи, и ему удалось найти связь между ними и колонкой на Брод-стрит. Живший на улице Ноэль столяр ходил на Брод-стрит на работу. Мальчик с той же улицы учился в школе на Брод-стрит, и его дорога домой проходила мимо той самой колонки. Портной с Риджент-стрит проводил на Брод-стрит большую часть времени – у него там жила любовница. Женщина с Хедден-Корт ухаживала на Брод-стрит за больным. Женщина с Оксфорд-стрит проработала два дня в прачечной рядом со злополучной колонкой. Еще одна леди, жившая на приличном расстоянии от Брод-стрит, всегда посылала туда за водой, поскольку считала, что вода из этой колонки особенно вкусна.
Маленькие истории складывались в общую картину, настала пора действовать. Вечером 7 сентября Сноу выступил перед Советом опекунов
[163] и предложил демонтировать ручку виновной во вспышке инфекции колонки. Согласно свидетельствам очевидцев, ни один человек ему не поверил. Но поскольку другого плана действий не было, у собравшихся хватило здравого смысла последовать совету незнакомого врача. На следующий день рукоятка с колонки была снята. Вскоре холера постепенно сошла на нет.
Первопричину вспышки чуть позже обнаружил священник из церкви на Брод-стрит. Двадцатидевятилетний преподобный Уайтхед был человеком начитанным и любознательным. Независимо от Сноу он провел собственное расследование и определил, что нулевым пациентом
[164], скорее всего, был тот самый грудной ребенок, заболевший в последних числах августа. Его несчастная мать выливала воду, в которой стирала испачканные пеленки, в сточную яму, находившуюся менее чем в полуметре от злополучной колонки.
В 1855 году Сноу за свой счет напечатал триста экземпляров книги, в которой подробно описал вспышки в “Альбион террас” и на Брод-стрит, изложил свою теорию холеры и рекомендации по ее предотвращению. “Эту болезнь, – писал Сноу – можно сделать исключительно редкой или даже полностью изгнать из цивилизованных стран”. Он был абсолютно прав, но как много времени понадобилось для того, чтобы предсказанное сбылось.
Было продано лишь 56 экземпляров книги Джона Сноу, а сам он после ее выхода прожил всего три года. В некрологе о нем писали как о талантливом анестезиологе, но о его попытке встать на пути холеры не говорилось ни слова. При жизни Сноу его идеи не были приняты, доказательства не были сочтены убедительными. Огромная работа и точные статистические данные меркли рядом с основным контраргументом сторонников миазматической теории: никто по-прежнему не видел предполагаемых возбудителей холеры.
☛ Почему открытие Агостино Басси встретило меньше сопротивления, а сам он удостоился прижизненной славы и признания, в то время как похожее, но более важное открытие Сноу оставалось непризнанным десятки лет? Одна из причин заключается в том, что, в отличие от возбудителя мускардины, возбудителя холеры никто не видел. Кроме того, Басси имел дело с насекомыми, мог заражать их во время эксперимента и более убедительно показывать причинно-следственную связь между возбудителем и болезнью.
Менее очевидная причина в том, что в сельском хозяйстве эффективный метод принес немедленную прибыль и был выгоден всем. А открытие Джона Сноу не могло никого сделать богаче: доходы его коллег не зависели от заболеваемости и смертности от холеры в Лондоне. Зато признание своей неправоты и правоты конкурента могло навредить авторитету, плохо сказаться на практике и заработках. Кому хочется становиться тем самым врачом, который заблуждался насчет причин холеры?
Любопытно также сделанное некоторыми современниками Сноу наблюдение. По политико-экономическим предпочтениям человека можно было предсказать, какой из двух теорий холеры, миазматической или контагиозной, он придерживается. Склонные к экономическому либерализму поддерживали миазматическую теорию: они опасались, что признание контагиозности холеры приведет к карантинам, ограничению движения товаров и людей и нарушению экономической свободы. Поэтому Сноу, публикуя свои выводы, был вынужден подчеркивать, что “холера может контролироваться и сдерживаться простыми мерами, которые не повлияют на жизнь общества и торговлю”. Он также писал о том, что опровержение миазматической теории стимулирует промышленность, поскольку станет очевидно, что подозреваемые в загрязнении воздуха индустрии могут работать без ограничений.
Как бы ни был велик соблазн описывать историю медицины как постепенную победу науки над невежеством, ее путь извилист: на принятие новых теорий влияет не только научное знание, но и самые разные факторы – особенности распространения информации, личные амбиции влиятельных людей, симпатии и антипатии, политическая ситуация, интересы государства и частных компаний.
Неуловимый убийца попался с поличным лишь в 1883 году благодаря работе немецкого бактериолога Роберта Коха. К тому времени знаменитый “ловец микробов” уже обнаружил возбудителя одной из самых страшных болезней эпохи – туберкулезную палочку, позже названную палочкой Коха, – его ассистент Фридрих Лёфлер открыл возбудителя дифтерии, а его ученик Георг Гаффки выделил возбудителя брюшного тифа. Успехи были связаны с созданными Кохом технологиями. Он решил сразу несколько проблем, мешавших обнаружению возбудителей болезней еще столетия после изобретения микроскопа.
